— Только «скрипт-ин-бриф», короткую версию, которую вы мне присылали, — ответила Таня.

— О’кэй, — сказал Майк, — давайте подберем что-нибудь из реквизита для пробы.

Он указал на длиннющий подвесной монорельс, по замкнутому кругу которого медленно крутились бесчисленные вешалки с платьями, кителями, костюмами, юбками, блузками, форменными и цивильными портками и прочими предметами верхней и нижней одежды… Были тут и индейские пончо… И русские сарафаны… Богатый выбор! Танин опытный глаз приметил и черные гестаповские кителя, от них прямо-таки исходила энергия артистов Тихонова и Броневого и всех семнадцати мгновений родного фильма.

— Подберите и наденьте что-нибудь русское для пикника, — посоветовал Майк, — надеюсь, вы знаете, как жены русских моряков на пикник одеваются.

Майк удовлетворенно цокал языком и пристально разглядывал Таню, ходя вокруг нее и в творческой задумчивости теребя свой подбородок.

— Все хорошо, все хорошо, — повторял он, кивая, — все о’кэй, все о’кэй…

Ассистенты просили Таню садиться и вставать, поворачиваться к свету, четко выполнять их указания и — самое утомительное — постоянно переодеваться и гримироваться. Часа через три фотосъемка закончилась, и оператор взял в руки видеокамеру. Таня с непривычки устала, хотя виду не показывала.

— Так, теперь свободные интерпретации на нашу тему. Прошу приготовиться! Через три минуты продолжим.

Ассистенты потянулись к бутылкам с водой, не подумав об актрисе. Таня сама взяла непочатую бутылку и жадно выпила половину. Силы вернулись, а давно забытые азарт и кураж закружили голову.

Памятуя, что форма, особенно черная, да еще и с золотыми погонами ей очень к лицу, Татьяна, взяла с монорельса вешалку с парадным двубортным кителем, точно таким, какой был у Леньки Рафаловича, и, накинув его на плечи, прошлась туда-сюда перед Майком и ассистентками.

Да, безусловно, военно-морская форма красит русскую женщину. Поверх легкого белого шелкового платьица в горошек — стиля конца пятидесятых, что она выбрала, Таня накинула на плечи этот китель, как холодными вечерами у костра делали на пикниках молодые офицерские жены или невесты… А на голову нацепила капитанскую фуражку с белым верхом и золотой капустой по черному козырьку.

Красотка из Мурманска, да и только!

Молодая жена капитана… из тех девушек, что учились в Ленинградском педагогическом институте и ходили на танцы в училище имени Ленинского Комсомола…

Потом выбрала из нескольких гитар цыганскую, потертую, но с перламутровой отделкой. Майк захлопал в ладоши. Эрон причмокнул губами и щелкнул пальцами.

— То что надо! — сказал Майк. — Эрон, дай миссис Розен текст, снимем пару тэйков именно с гитарой.

Майк взял камеру.

— А можно, я лучше спою, — спросила Таня, — там по сценарию жена капитана на пикнике поет романс, это очень по-русски, будьте уверены!

— О’кэй, давайте петь, — согласился Майк, — Колину может понравиться.

Таня слегка подкрутила колки и взяла аккорд. Инструмент был старый, но исправный. Кивнув Майку, что готова, присела на высокий стул, и старая цыганская помощница, послушная Таниным рукам, отворила калитку, пропуская всех в американской студии в прекрасный и таинственный мир русского романса.

Майк показал оттопыренный большой палец, а Эрон и ассистенты захлопали в ладоши.