Она не просыпалась. Значит, он будет бодрствовать.

Уит не помнил, как добрался до дома врача, каким шел путем, и шел ли вообще или ехал в экипаже. Он не помнил, встретил ли кого-нибудь, говорил ли с кем-то, стучал ли в дверь или сам ворвался в нее. В любом случае он, в конце концов, оказался у этой кровати в темном углу комнаты, где мрак разгоняла только одинокая свеча, горящая на столике у кровати.

Все это не имело никакого значения. Только она.

Хэтти, недвижимая, словно камень, лежала с закрытыми глазами. Ее грудь едва заметно поднималась и опускалась.

Уит не помнил, видел ли доктора, и, если видел, не слышал, что тот ему говорил. Наверное, он как-то объяснил ее потерю сознания, что-то вещал об ударе по голове, льде, шишке и тайнах человеческого мозга. О травме.

«Травма головы». Уит помнил, как бесконечно долго смотрел на Хэтти, опустился на колени возле ее кровати, поднес к губам ее холодную руку и поцеловал. Кто-то принес ему стул, но он ничего не замечал. Уит не был набожным человеком, но знал, что представляет собой молитва. По крайней мере приблизительно. Если стояние на коленях могло вернуть Хэтти, он был готов оставаться в такой позе всю жизнь. И он молился. Целуя ее холодные пальцы, он просил Господа дать ей силы.

Да, он обращался к Богу, но по большей части молился Хэтти. Он молился вслух, используя все слова, которые только мог отыскать, словно, взывая к ней, мог удержать ее на этом свете. Это было безумие, но Уит ничего другого не мог придумать. Впервые в жизни он говорил без остановки, не думая, не вполне понимая, о чем ведет речь, и не зная, когда замолчит. Он был согласен говорить вечно, только бы она осталась с ним.

Опустившись на колени, глядя на ее красивое лицо, позолоченное пламенем свечи, Уит говорил ей правду.

И начал с самой главной.

– Я люблю тебя. – Он всматривался в ее лицо, судорожно сжимая ее руку, и повторял: – Я люблю тебя. Я должен был сказать тебе об этом раньше. Мне следовало признаться в ту ночь, когда ты пришла на бои. – Он перевел дух. – Нет, я должен был сказать тебе еще раньше, в Ковент-Гардене, когда ты обвела вокруг пальца моего лучшего карточного шулера и нашла даму. А я той ночью нашел свою королеву. Я нашел тебя и должен был признаться в любви. Я был обязан сказать тебе, что покорен твоими невероятными глазами и широкой заразительной улыбкой. – Он закрыл глаза и прижался лбом к ее руке. – Я хочу, чтобы ты всегда улыбалась, каждую минуту, всю оставшуюся жизнь, а я буду целовать твои улыбающиеся губы. Я хочу, чтобы мы состарились вместе и ковыляли по нашему дому в окружении детей и внуков, которые будут удивляться нашей вечной любви. – Уит долго всматривался в ее лицо, жадно выискивая в нем малейшие признаки пробуждения, но не находил их. Его охватила паника. – Мой брат едва не умер, прежде чем понял, как любит свою жену. Но это… – Уит подумал, что не вынесет ее потери. – Я готов умереть тысячу раз, только чтобы ты была жива и здорова, чтобы не лежала здесь… Давай поменяемся местами, а? Я не так сильно нужен миру, как ты. Кто станет покупать увядшие к концу дня цветы у маленькой цветочницы? Кого будут любить и уважать портовые рабочие? Кто… – Он проглотил комок в горле. – Кто научит моих дочерей вязать морские узлы? – Он опустил голову на кровать. – Прошу тебя, Хэтти, не уходи, не покидай меня.

В комнату входили и выходили люди, но Уит их не замечал. Пришли Дьявол с Фелисити. Она опустилась на колени рядом с ним и взяла его за руку. Он даже не взглянул на нее. Глядя на Хэтти, он прошептал:

– Она без сознания.

Фелисити сжала его руку и проговорила со слезами в голосе:

– Она вернется.

К сожалению, Уит такой уверенности не испытывал. Подошел Дьявол и положил руку на плечо брата.

– Твои люди на улице. Двадцать человек. С каждой минутой их становится больше.

Несут вахту.

– Они должны заниматься грузом.

– Я об этом позабочусь. А они должны быть здесь. С тобой.

– Они не знают ее. – Уит поднял голову и взглянул на брата. – И ты не знаешь ее.