— Кэтгерл.
Конечно, она гребаная Кэтгерл. Единственный человек, который когда-либо взломал мой код. Неудивительно, что она нервничала перед собеседованием в «Секьюер». В какую, черт возьми, игру она играет, появившись в моем офисе, в моем доме, черт возьми?
Единственная брешь в системе безопасности, которая преследовала меня последние восемь лет, только что открылась у меня перед носом. Снова.
Я выхватываю папку из ее рук и вываливаю содержимое на столешницу.
— Мне жаль. — Ее голос звучит тихо.
Проклятье.
Я ненавижу слышать ее униженной, даже для меня, прирожденного альфы, который требует подчинения от всех. Даже когда злюсь на нее.
— Что это, черт возьми, такое?
Я переворачиваю стопку бумаг и читаю ту, что сверху. Проклятье, нет. Ярость обостряется до более смертоносного чувства осознания.
Шантаж.
Кто-то хочет подорвать «Секьюер».
Или это какая-то сложная игра, в которую играет Кэтгерл? Потому что у любого такого блестящего человека как она могла быть какая-то невидимая стратегия.
Проблема этой девушки и мое суждение о ней были затуманены похотью.
Она стоит совершенно неподвижно, ее маленькие руки сжаты в кулаки.
— Мне жаль, — повторяет она.
Я бросаю бумаги обратно на стойку.
— Какого хрена? Что тебе надо? Почему ты на самом деле здесь?
Я ненавижу видеть, как слезы наполняют ее глаза, но сдерживаю свой инстинкт притянуть ее к себе или убить ее врагов. Этим инстинктам нельзя доверять.
Она качает головой.
— Ничего. Я ничего не хочу. — Ее голос дрожит на первом слове, но затем она берет себя в руки. — Просто подумала, что если сама признаюсь, эти придурки потеряют свои рычаги влияния. Я не хочу вести переговоры с террористами, понимаете?