Спрятав улыбку, я наблюдала, как он повернулся в нашу сторону и поднял глаза. Его черная бейсболка была повернута козырьком назад, и из-под ремешка торчали курчавые черные волосы. Глаза у Кристиана тоже были черные. Он ласково посмотрел на Джо Энн.
– Привет, – поздоровался Кристиан.
Джо Энн что-то пропищала в ответ и больше не смогла выдавить из себя ни звука. Кристиан отправился дальше вверх по лестнице. Они с Джо Энн работали в одном и том же реабилитационном центре, но в разные дни. Она с ним и знакома толком не была. Даже не знала, есть ли у него кто-то и, если уж на то пошло, какие девушки ему нравятся. Однако, несмотря на это, была безумно влюблена в Кристиана.
Я взяла подругу за руку и повела вниз по лестнице.
– Да пообщайся ты уже с ним.
Она испуганно распахнула глаза.
– Не могу. Ты же сама видела. И так каждый раз: стоит мне с ним заговорить, голос срывается и я пищу, как Мензурка[8].
Я запрокинула голову и взвыла от хохота, как чокнутая гиена.
– И правда похоже: вылитый Мензурка!
– А я о чем, – вздохнула Джо Энн. – Он, наверно, думает, что я вообще не умею разговаривать.
– Да ну прям. – Я бы и рада была приободрить подругу, посоветовать ей что-нибудь путное, но в делах любовных от меня было мало толку, учитывая, что самые горячие объятия с представителем противоположного пола у меня случились вчера у стены в проулке.
Едва я подумала про Рена, как меня охватила злость и… какое-то другое, смутное чувство. Даже не подберу слов, чтобы его описать. Сердце екнуло, и от этого мне захотелось никогда больше не вспоминать о Рене.
Я так разозлилась на саму себя, что пропустила половину из того, что говорила Джо Энн, да и ей уже надо было бежать на следующее занятие. На прощание она, как обычно, сжала меня в объятиях, как будто мы с ней дружим с детства, я пообещала, что на выходных напишу ей, и мы расстались.
На трамвае я доехала до Французского квартала, а поскольку надо было как-то убить оставшееся до собрания время, направилась в «Магазин тетушки Салли» за коробкой пралине для Диня. Ему, конечно, лишний сахар в организме вовсе ни к чему, но я знала, что брауни обрадуется конфетам.
Засунув коробку в рюкзак, я пошла вниз по Декатур-стрит. Стоял ранний вечер пятницы, и улицы кипели народом. Вечером обычно не протолкнуться, и повсюду эльфы. Обидно, что мне сегодня нельзя работать, тем более что я могу заниматься этим без вреда для здоровья.
В «Гадской маме» было довольно оживленно. Проходя мимо, я заглянула внутрь: за прилавком стоял Джером. Вид у него был хмурый, точно у старика, который сидит на крылечке и наблюдает, как его лужайку топчет детвора. Джером уже лет десять не работал в Ордене и в продавцы совсем не годился.
Он совершенно не умел ладить с людьми.
Я улыбнулась и помахала ему с улицы.
Джером бросил на меня сердитый взгляд. Тут к нему подошел покупатель и положил на прилавок искусственный череп.
Я вошла в боковую дверь и стала подниматься по лестнице. Миновав пару ступенек, опустила глаза и, к своему облегчению, увидела, что следов крови уже нет. От сердца отлегло.