У Дико даже мурашки побежали по коже. Сначала она не могла понять почему, но затем поняла: вот он стоит, руки пустые, сумка соскользнула с плеча, он не перебирает пальцами и ничего не прижимает к груди, чтобы скрыть смущение. Он избавился от единственной вещи, которую привез с собой, но он совершенно спокоен и невозмутим. Ей показалось, будто у нее на глазах человек стоит на краю пропасти, и ее охватил какой-то ужас, смешанный с состраданием. Сама она никогда не была бы способна на такое. Оказавшись в непривычном месте, одна, она непременно вцепилась бы во что-то знакомое, свое. Записную книжку. Сумочку. Хотя бы браслет или кольцо, или часы, чтобы вертеть это в руках. А этот человек – он оставался абсолютно спокоен, без единой знакомой вещи в руках. Он, несомненно, может скинуть с себя все и пройти по жизни обнаженным, не испытывая ни малейшего неудобства. Его потрясающее самообладание выводило ее из себя.

– Как вам это удается? – спросила она, не в силах удержаться.

– Что именно? – спросил Хунакпу.

– Оставаться таким… таким спокойным. Он на мгновение задумался.

– Потому что я не знаю, что еще делать.

– Я бы тряслась от страха, – сказала она. – Приехать в совершенно незнакомое место. Отдать труд всей своей жизни в руки незнакомых людей.

– Да, – сказал он. – Я тоже. Она взглянула на него, сомневаясь, правильно ли его поняла.

– Вы боитесь?

Он кивнул. Но лицо его оставалось безмятежным, как и прежде, а поза такой же свободной. Более того, когда он признался, что боится, его поза и выражение лица говорили об обратном, что он чувствует себя непринужденно, может быть, слегка уставшим от разговора, но пока еще не испытывает нетерпения. Он вел себя как сторонний наблюдатель.

И тут вдруг замечания, которые начальница Хунакпу обронила в разговоре с Дико, внезапно начали обретать смысл. Она, между прочим, упомянула о том, что он, судя по его поведению, безразличен ко всему, даже и к тому, что интересует его больше всего. Работать с ним совершенно невозможно, сказала она, но тем не менее желаю вам удачи. Однако не похоже, что Хунакпу целиком погружен в свой внутренний мир и неспособен реагировать на окружающее. Он явно воспринимал все, что происходит вокруг него. Он слушал ее вежливо и внимательно.

Ну ладно. Ясно, что он ведет себя необычно. Но он приехал, чтобы сделать доклад, и сейчас для этого вполне подходящее время.

– Что вам нужно? – спросила она. – Чтобы сделать доклад? Трусайт?

– И терминал сети электронной связи, – ответил он.

– Тогда пошли ко мне на станцию. – сказала Дико.

Мне удалось убедить дона Энрике де Гусмана, – сказал Колумб. – Почему же только королей не убеждают мои доводы?

Отец Антонио лишь улыбнулся и покачал головой.

– Кристобаль, – сказал он, – образованных людей ваши доводы не убеждают, потому что они недостаточно веские и к тому же надуманные. Они противоречат математике и трудам всех древних ученых, имеющих отношение к этому вопросу. Короли же отвергают ваши доводы, потому что они общаются с учеными, которые разбивают ваши аргументы в пух и прах.

Колумб был потрясен.

– Если вы так считаете, отец Антонио, то почему же поддерживаете меня? Почему вы принимаете меня в своем доме? Почему вы помогли мне убедить дона Энрике?

– Ваши аргументы меня не убедили, – ответил отец Антонио. – Меня убедил тот Божий свет, что горит в вас. У вас внутри горит огонь. Я верю, что только Господь может вложить такой огонь в человека. И поэтому, хотя я и считаю ваши аргументы чепухой, я все же верю, что Господь хочет, чтобы вы отправились на запад. И ради этого я помогу вам всем, чем смогу, ибо я тоже люблю Господа и во мне тоже тлеет искорка этого огня.