— Ну так замените!
— Я не дежурный электрик.
— Ну, вы же, Григорьич, понимаете, не бежать же мне из-за такой ерунды километр от эллинга и обратно! Мы же не только для себя стараемся — для науки!
— Дурачок, ведомо ли тебе, Зозулин пинком распахивает дверь в кабинет директора? — вспылил Арик, узнав об инциденте.
— Но Зозулин теперь не звонит по пустякам!
— Зозулин сейчас звонит в другие места!
Однако старик, сам того не ожидая, с шаткой почвы мечтаний поставил нас на твердый фундамент реальности.
Слухи о таинственных делах в некогда забытом эллинге поползли по обсерватории, как струйки угарного газа. От незнания рождались легенды. «Самогон гонят, мерзавцы», — говорили одни. «Химичат налево», — заверяли другие. «Клад ищут. Сенечка в бытность аэронавтом его там зарыл».
Разговоры велись пока в низах, в среде обслуживающего персонала. На этажах повыше помалкивали — там своих забот хватало. Зозулин представлял нижний эшелон, тем не менее был вхож в высший, как заслуженный солдат к генералу. Нынешнего директора Виктора Васильевича Морозейкина он знал еще с тех давних пор, когда тот проходил студенческую стажировку.
Но, кроме Зозулина, подвальных тружеников связывал с дирекцией зам по хозяйственной части Марк Исаевич Стрекалис. Дважды он пытался совершить внезапный налет на эллинг, но был обращен в бегство нашим Митькой, охранявшим пост, как свою мозговую кость. А поскольку все, что крутилось, светилось, двигалось, попадало под его начало, то Марк Исаевич усмотрел в наших бдениях нечто незаконное. Исподволь набравшись разных слухов, он ринулся к Морозейкину. В кабинете в это время Зозулин чинил селектор. Стрекалис выпалил сведения директору. Член-корреспондент оробел. Тут-то и подал голос Зозулин:
— Аэростат они делают, а не самогон варят!
Морозейкин недавно что-то слышал об аэростате от Гайгородова, но значения не придал.
— Кто это начал? — спросил смутившийся Морозейкин.
— Воронцов.
Морозейкин озадаченно погладил лысину. Он дождался, когда Зозулин закончил с селектором, нажал клавишу аэрологического отдела:
— Артур Николаевич? Прошу ко мне!
Минут через тридцать мы увидели Артура, мчавшегося к эллингу волчьим наметом.
— Ну, братцы, началось! — задыхаясь, выпалил он, поглядел на раздувшуюся оболочку с пластырями наклеек, на гондолу, обновленную натуральной олифой. — Трех дней хватит, чтобы все это показать в наилучшем виде?
…Эллинг мы выдраили, как матросы палубу перед адмиральской проверкой. Пахло вымытым с содой деревом, вощеной пенькой и олифой.
Сенечка смотался на улицу Павлика Морозова, где помещался архив обсерватории, и добыл акты списания всего летного имущества, в том числе аэростата с инвентарем, стоившего когда-то миллионы. Знакомый старичок бухгалтер по справочнику расценок составил ведомость, рассчитал количество затраченного труда и стоимость материалов, добытых нами из вторсырья, скостил несколько нолей, уплывших во времена денежных реформ, и все равно получил порядочную сумму в семьдесят тысяч рублей с хвостиком. По существу, эти деньги свалились на обсерваторию как манна небесная.