— Знаете, де Бержерак, я решил не служить больше в наемниках по двум причинам.
— Буду рад узнать, — отозвался Сирано.
— Наследство, о котором я говорил, и сонет, написанный каким-то узником и доставленный мне тюремным стражем из нашего кантона. Я вам прочту его. Называется: «Швейцарцам и граубинденцам».
— Что за узник?
— Не то Канапелли, не то Кампанелла.
Сирано невольно пришпорил коня, и тот, забыв про усталость, взбрыкнул.
— Что это с ним? Или отдохнул? За такие сонеты монаха упрятали бы в темницу, да он уже в ней находится пожизненно. Вот он и пишет сонеты, взывая к нашей совести, а она, поверьте, у нас есть. Меня, во всяком случае, он разбередил. К тому же он составляет гороскопы. У меня растет сын, и я просил раз своего земляка составить на Анри гороскоп. И, оказывается, сын мой пойдет по военной части, станет генералом и погибнет со славой в бою.
— Я бы не стал заказывать свой гороскоп, — заметил Сирано, — уверен, он не осветил бы моего будущего. Я вольнодумец даже в суеверии.
Вместе с новым приятелем он благополучно доехал до дома французского посланника в Риме, господина Ноаля, получил обратно свою шпагу, заверения в дружбе, благодарность за обучение фехтованию и вошел в дом.
Посланник Ноаль, тонкий дипломат, видом своим напоминал маркиза с фарфоровой вазы королевского дворца, в парике и кружевах с утонченным изяществом манер. Едва узнав, что гость — гонец самого кардинала Ришелье, он стал рассыпаться перед ним в любезностях, предложив откушать и отдохнуть с дороги.
И вновь из тяжелых ворот выехала кардинальская карета на огромных колесах, и снова толпа верующих выстроилась по обочинам дороги, жадно подбирая звонкие символы кардинальской щедрости.
И, как незадолго до того, карета снова свернула с моста и поехала вдоль Тибра, достигнув тюремных стен.
Всадник не был послан вперед, потому у ворот получилась заминка, пока сам суетливый и подобострастный начальник тюрьмы синьор Парца не выбежал навстречу, не зная, как выразить свое почтение к приближенному святейшего папы Урбана VIII.
Тюремные ворота открылись, карета въехала во двор, распахнулась ее дверца, спущена была подножка, и престарелый кардинал сошел на камни тюремного двора. Опоздавший тюремный священник, невзирая на годы, бежал навстречу монсеньору, а тот, опираясь на посох, в сопровождении полусогнутого а поклоне синьора Парца шел уже знакомой дорогой к камере пожизненного узника.
Загремели ключи, открылась дверь.
Ошеломленный синьор Парца с врученной ему бумагою папского двора в руке поспешно удалился, а кардинал вошел в полутемный каземат.
Томмазо радостно поднялся, узнав учителя.
— Ваш гороскоп готов, — сказал он после приветствия.
— Пока не нужен гороскоп. Вот здесь адресованное кардиналу Ришелье письмо от папы, святейшего из пап. Ты свободен, мой Джованни!
Ошеломленный Кампанелла смотрел на Спадавелли, не веря ушам.