- Я не о том. Я имею в виду первозданную жажду птичьего полета в голубом просторе.

- Понимаю, - вздохнул Лорка. - Какими только способами я не пробовал летать! Прыгал в воду как только мог, прыгал с обрывов на мягкие песчаные склоны. Но, увы, летать, как птица, мне удавалось лишь во сне.

Лорка покосился на Соркина. Тот слушал внимательно, терпеливо.

- Впечатления от этих волшебных полетов во сне были у меня пронзительно яркими. Наверно, моим дальним предком, архипрабабушкой, была сильная и ловкая обезьяна, как птица летавшая с дерева на дерево. Иначе откуда все это?

- Вот вам и объяснение, Федор. Рибонуклеид может сыграть роль превосходной смазки, растормаживающей родовую память. Мощная волна наследственных впечатлений на короткий срок может полностью затопить сознание.

- И заставить человека прыгнуть в овраг? - быстро спросил Лорка.

- И в овраг, и в море, и через расщелину, - уверенно ответил Соркин.

- Но почему же, - Лорка размышлял вслух, хмуря брови, - почему же я не начал взбрыкивать сразу после того, как выпил вина?

Соркин пожал плечами.

- Какое-то время нужно для усвоения. Не исключено, что у рибонуклеида длинная экспозиция. Кроме того, соединения типа РНК охотно вступают в реакции. А даже легкие трансформации таких соединений могут менять их активность в сотни и тысячи раз. Разумеется, это предположение, и только.

- Разумеется, - согласился Лорка, но сразу вспомнил Эллу. И ее рассказ о том, что ее укусила не то муха, не то пчела. Впрочем, эту проблему можно было отложить и на потом, чтобы обдумать и рассмотреть ее со всех сторон. Была другая, откладывать которую Лорка не хотел.

- Герман Петрович, - сказал он негромко, - вы врач, член комиссии по отбору космонавтов. Вы не можете не знать, что случилось с Тимуром Корсаковым. Что? Почему из его смерти делают тайну?

Соркин великолепно владел собой. В его лице ничего не изменилось, оно как было, так и осталось несколько сумрачным, четко вылепленным лицом. Но Лорка сейчас, когда он начал разговор о Тиме, был похож на тончайший психологический инструмент. Он сразу понял, что его сомнения имеют под собой какую-то почву.

- Герман Петрович, - он говорил теперь почти умоляюще, - Тимур был мне другом. Самым близким другом.

- Я могу сказать вам только одно, - проговорил Соркин, - не торопитесь с выводами. Подождите.

Лорка повернулся к нему так резко, что шезлонг покачнулся.

- Подождать? Чего?

- Просто подождать. Все разъяснится само собой.

- Вы что-то знаете, - уверенно сказал Лорка.

- Знаю, но это не моя тайна.