— Да-да. Я тоже об этом думал. Собственно, потому и заехал за ним. Он с вещами… И не дай бог, опять пригубит.

— Ах вот что! Это он вас ждал? Вы тот самый таинственный дружок-шофер? — она мило улыбнулась. — Но на этот раз он оставил свои сумки у меня и сказал, что заедет через пару недель, — она вдруг посерьезнела. — Позвольте! Но ведь это вы звонили ему час назад?

— Нет, не я. Очевидно, кто-то другой. Мы просто договорились, что прихвачу его, когда буду возвращаться из командировки.

— Странно. А час назад Толику позвонил его друг, шофер, и он сразу же решил уехать. И как только пришла эта его… знакомая, они ушли.

Странно, через несколько минут разговора с бывшей артисткой Грошев перестал замечать ее морщины, румяна и пудру на ее лице. Перед ним была очень добрая, очень непосредственная женщина, искренне беспокоившаяся о судьбе своего старого товарища. Причинить ей какие-либо излишние неприятности он просто не мог. Грошев извинился и ушел.

Шагая к машине, он подумал, что поступил не совсем правильно. Следовало предъявить удостоверение, проверить вещи Лаврова, но он тут же решил: это еще успеется. Ведь главное он узнал — вещи Лаврова здесь. И то, что это были краденые вещи, он уже не сомневался.

— Подбросьте меня, пожалуйста, в центр, а там решим, — грустно сказал он Камынину.

Дорогу перечеркивала сплошная белая линия, и Камынин поехал не назад, а вперед. За поворотом, возле автобусной остановки, толпились люди. Кто-то смеялся, кто-то возмущался, а в середине толпы стояла злая, растерянная Тютчина и подвыпивший мужчина, который настойчиво тащил ее куда-то, а Евдокия Лазаревна вырывалась. Поравнявшись с толпой и вглядевшись в лицо подвыпившего мужчины, в его одежду, Грошев понял — это тот самый оперативник, о котором Грошева предупредили по телефону. Николай поморщился: грубая работа. Но, с другой стороны, события развернулись так стремительно, что вот и он, следователь, вынужден заниматься несвойственной ему оперативной работой.

— Стойте! — крикнул он Камынину и тотчас выскочил из машины.

— В чем дело? Что вам нужно, гражданин? Почему пристаете к гражданке?

— Так она, понимаешь, торговка… Обсчитала меня. Понимаешь? Друг! Ты это понять можешь? Я ей говорю, пойдем в милицию — разберемся. Если я пьяный, так и меня заберут. А она не желает. Понимаешь?

Толпа примолкла, сомкнулась. Но боковым зрением Николай уловил в ней какое-то движение и оглянулся. Из толпы выбирался лилипут. Николай быстро положил ему руку на плечо.

— Подождите, гражданин. Вы тоже потребуетесь как свидетель.

Лавров оглянулся. Его круглое морщинистое лицо стало злобным, испуганным. Красные глазки прищурились, и он пискливо закричал:

— Не имеете права! Кто вы такой?!

Толпа глухо зашумела. Грошев быстро вынул удостоверение и показал нескольким гражданам из толпы.

— Пройдемте к машине, — обратился он к оторопевшей при виде его Тютчиной и потянул Лаврова: — И вы пройдемте.

— С какой стати?! Этот алкоголик пристал к женщине, а я должен терять время? — тонко, срываясь с голоса, закричал Лавров.

— Вы же были с ней с самого начала! — строго сказал Грошев. — В ту самую минуту, когда этот гражданин стал приставать к женщине. Не так ли? Ведь вы шли вместе?

— Точно! Правильно! — заговорили в толпе. — Они вместе подошли к остановке. Потом уж этот выпивший явился.