— Его нельзя просто застрелить на улице, не те времена. А похищение не удалось.

Римас недовольно хмыкнул.

— Мы не у себя дома, — повторил Лемке. — И ты был прав, Римас, нам кто-то мешает. Когда боксеры выходили из машины Хайнца, мальчишка что-то сказал о телефонном звонке. Хайнц понимает по-русски: кто-то позвонил боксерам, чтобы они встретили Сажина. Важно узнать, кто именно звонил.

Римас остановил машину.

— Разреши мне поговорить с мальчиком.

Лемке посмотрел на Римаса, улыбнулся, достал из кармана ключи и повесил на руль.

— Если хочешь, Римас, моя квартира в твоем распоряжении.

Римас положил ключи в карман и спросил:

— Где ликвидируют тренера?

— Я против ликвидации, — ответил Лемке. — Сажина достаточно скомпрометировать. Завтра к вечеру бывшие в Маутхаузене соберутся на митинг, думаю, русский не удержится и придет.

Римас пожал плечами, и Лемке продолжал:

— На митинге произойдет драка, вмешается полиция. Русский попадет в неприятную историю, и его вышлют из Вены либо австрийцы, либо русское посольство отправит в Москву.

— У них строго, — согласился Римас.

— Ты согласен? — радостно заулыбался Лемке. — Приходи утром, посмотри шествие покойников.

— Простите, Михаил Петрович, но я обещал послу, что привезу вас, — сказал работник посольства, усаживаясь за руль. Рядом с ним сел Зигмунд, Роберт и Шурик разместились сзади.

— Василий Федорович не мог приехать на матч и очень сожалел, но просил привезти вас всех обязательно.

— С начальством не спорят, Николай Николаевич. — Сажин притворно вздохнул. Несколько минут ехали молча.

— Вот мы и дома. Наша улица, ребята, называется Райэнерштрассе.

Все вышли из машины. Шурик оглядел старое трехэтажное здание посольства и сказал:

— Не шибко шикарно живете, Николай Николаевич.