— Август, пусто, — как будто оправдываясь, сказала девушка.

Ее звали Надей, она скучала, поэтому, поговорив о литературе, мы перешли на кинематографию, и тут выяснилось, что нам обоим не нравится Тихонов, а Смоктуновского мы обожаем.

Затем я сказал, что недавно в читальном зале побывал один мой приятель и восторженно отзывался о Наде. Это была маленькая ложь, и я очень сожалел, что приходится забрасывать блесну перед этой наивной девчушкой.

Естественно, Надя заинтересовалась приятелем, я назвал его, и моя новая знакомая тут же принялась перелистывать журнал, в котором записывала фамилии читателей.

— Вы все придумали, — сказала она. — За последнюю неделю никакой Маврухин не приходил.

— Ну ладно, придумал!

— Вы обманщик, — весело сказала Надя. — Ну, посидите, почитайте. Хотите, дам детектив? Ох, там такое преступление! «Тайна старого особняка».

Оставалось еще заглянуть в райпрокуратуру, но я решил этого не делать. Есть какая-то грань, за которой педантизм превращается в маниакальную одержимость. Подумав об этом, я тут же переступил роковую грань: достал фотографию.

— Вот мой приятель. Все-таки, кажется, он рассказывал именно о вас.

Тонкие брови взметнулись вверх.

— Он был три дня назад. Но какой же он Маврухин? Я его хорошо помню: за книжками пришлось бегать в хранилище.

Какая-то пружинка во мне вдруг соскочила со стопора и, больно ударив, заставила вздрогнуть.

— Он не Маврухин, — Надя заглянула в журнал. — Он Чернов Павел Иванович.

— Господи, конечно же, Чернов. Мы его только так называем Маврухиным. Кличка.

Вот и толкуй о том, что чудес не бывает! За какой же книгой приезжал сюда Маврухин, если он вынужден был пробираться тайком да еще и разводить конспирацию?

— Наверно, Кочетова опять читал, — сказал я. — Он Кочетова очень любит.

— Нет, нет! — махнула рукой Надя. — Принесите, говорит, книжки про старинные иконы. Спрашиваю в шутку: «Верующий?» — «Нет, — говорит, — но надо провести беседу с баптистами, а я не совсем разбираюсь». — «Действительно, — отвечаю, — не разбираетесь: баптисты икон не признают». Он смутился: «Я их путаю, баптистов и прочих. Какая разница — все они заблуждаются». Ну, я принесла две книги.

— Какие же?

— Да они здесь, я еще не отдавала в хранилище.

Надя тряхнула взбитой прической и мельком взглянула на свое отражение в стеклянном шкафу.