Я зажмурился от солнечного света и замер, чуть высунувшись из люка, пережидая очередной приступ головной боли. Когда я смог приоткрыть глаза, передо мною метрах в пяти от колодца сидели на деревянных ящиках два мужика в поношенных спецовках. Ближний мужик располагался ко мне спиной, а другой сидел чуть поодаль лицом к товарищу и вдохновенно говорил:
— Гриша, ты не знаешь баб. Это же такие змеюки они же все соки…, -и тут он увидел мою торчащую из люка голову, потому что ближний нагнулся к земле, что-то там делая.
Картина маслом — не ждали. У мужика отвисла челюсть в результате окурок папиросы, который погас во время разговора, но мужик упорно удерживал его в уголке рта, выпал на тротуар. Второй рабочий не услышав продолжения, поднял глаза и, увидев, что его товарищ завис, стремительно обернулся и тоже замер. На меня, не мигая смотрели две пары глаз, под которыми были две отвисшие челюсти. Победила молодость, повернувшийся мужик был явно моложе говорившего, и он первый пришел в себя, правда голос его заметно дрожал.
— Мужик, ты откуда???
— Откуда, откуда, — проворчал я и попробовал выбраться из люка, — крышки надо закрывать, чтобы прохожие не падали. К чести старшего поколения сантехников, говоривший до моего триумфального появления мужик, опомнился первым, подскочил ко мне и принялся под мышки вытягивать меня из люка. Тут опомнился и его молодой товарищ, и совместными усилиями они выдернули меня из люка, как пробку из бутылки, и буквально неся меня на руках, преодолели расстояние до ящиков и торжественно усадили меня на один из них.
— Тебя как зовут-то хлопчик, где болит, что? Как же ты тут оказался? — зачистил вопросами пожилой, попутно отряхивая меня от налипшей пыли и мусора. А пыли, кстати, на моем костюме хватало, она клубилась в воздухе и вновь оседала на меня. Поняв слабую эффективность своих усилий, мужик, не тратя время на разговоры, сдернул с меня пиджак. Я только болезненно поморщился, локоть все ещё сгибался с трудом, а мужик уже отойдя на несколько шагов от души тряс и хлопал бедный пиджак. Молодой, в это время стоял рядом со мной и продолжал смотреть на меня как на приведение или как минимум на инопланетянина.
— Меня зовут Максим, на работу опаздывал, вот и решил срезать… — пробормотал я и покосился на часы. Стрелки показывали, что торопится уже некуда — половина одиннадцати, планерка у директора давно закончилась. Василий Николаевич, наверняка сидит за своим столом и пристально смотрит на дверь, ожидая моего появления. Да-а, видимо о карьере торгового представителя мне придётся забыть. Старший сантехник закончил колотить мой пиджак и вернулся к ящикам. Что это именно сантехники я понял, увидев на земле между ящиками верхнюю часть разобранной задвижки, а также специальную сумку с инструментами, из которой торчали ключи разных размеров.
— Гришка, ты, что стоишь столбом? Беги к гастроному, неси пару ящиков, надо люк огородить, — сказал мужик, ложа мой пиджак на пустой ящик и представился. — Я, Захар Петрович, а это ученик мой Григорий. А ты, Максим, приподнимись, я тебе брюки отряхну, хотя пойдем лучше до фонтана, там и руки помоешь, да и лицо от пыли сполоснёшь, — продолжил мой новый знакомый.
— Петрович, а чего его огораживать-то, тут и не ходит никто сроду, — заныл ученик.
— А это тебе как? — кивнул на меня наставник молодёжи. — Ладно, ещё так обошлось, а если ещё кто нырнёт? Наумов тогда выпишет нам с тобой премию в квартал, не унесёшь.
— А ты, кстати, как себя чувствуешь Максимка? — перевёл на меня взор Петрович.
Я к этому времени уже стоял на ногах и с любопытством оглядывался вокруг. А посмотреть было на что. Я не мог узнать это место. Некоторое время назад, я мчался через заброшенную стройплощадку, стремясь к бульвару, а сейчас я стоял на асфальтированной дорожке какого-то сквера или парка, и метрах в пятидесяти действительно был виден небольшой круглый фонтан. Вокруг зеленели подстриженные кусты акации, вдоль дорожки возвышались довольно толстые стволы тополей, а перпендикулярно дорожке, на которой мы стояли, шла другая аллейка, заросшая по краям яблоньками, и на ней были видны редкие скамейки.
Ничего не понимаю, я что сплю, или умер, ударившись головой. Да нет, у мёртвых, я думаю, голова не болит, да и остальные части тела тоже вряд ли беспокоят. Наверно всё-таки сон, решил я, и ущипнул себя за щёку. Нет не сон — боль была довольно чувствительной, я даже начал тереть пострадавшую щеку. Петрович внимательно наблюдал за моими действиями.
— Максим, ты как, слышишь меня?
— Голова раскалывается, а я вообще где? — поморщился я и потёр затылок. Задумчиво проводив взглядом удаляющегося по аллейке Григория, сантехник потеребил усы.
— Ну, голову мы тебе поправим, а может скорую вызвать, здесь автомат недалеко, должен работать.
— Можно и скорую, но лучше сразу в психушку, — подумал я, а вслух произнес, — не надо, оклемаюсь так.
— Ну и ладненько, — с плохо скрываемой радостью произнёс Петрович и добавил, — а находимся мы в сквере. Там бульвар Рыбникова, — махнул он в сторону, куда убежал Гришка, — А там улица Маяковского, — повернулся он в противоположную сторону и протянул руку.
Странно, названия мне знакомы, именно к бульвару я и стремился, чтобы тормознуть такси и мчаться на работу. А на Маяковского мой дом номер 82 из трёх подъездов. Но откуда взялся сквер, на месте недостроенной больницы я понять не мог. Не мог же я, в самом деле, столько проваляться в колодце, чтобы здесь снесли долгострой, разбили сквер, посадили деревья, и они успели вырасти до такой высоты. Нет, так не бывает, если бы я даже впал от удара головой в летаргический сон и проспал лет двадцать, я бы был похож сейчас на старика Хоттабыча с бородою по пояс. А я, хоть и не вижу себя со стороны, чувствую себя вполне молодым и после утреннего скоростного бритья щетина даже не проклюнулась. Вот только голова, — я невольно поморщился.
— Пойдём к фонтану, голубь ты мой, умоемся, — проворковал Петрович, не сводивший с меня глаз, приобняв меня за плечи, и мы не торопливо двинулись по дорожке.