— Об этом тоже еще рано говорить. Вначале должны произойти некоторые события в вашем, Николай, ведомстве. Вот после них и можно будет выйти на связь, но не с товарищем Сталиным, а с новым наркомом Берией. И у меня к вам троим огромная просьба, — я оглядел своих собеседников, — никому не рассказывайте обо мне и о том, что уже услышали. Этим вы себе заработаете огромные проблемы.
— Проблемы уже начались, — Федор Тимофеевич кивнул в сторону дороги в город, по которой, поднимая тучи пыли, ехала знакомая мне по старым фото и фильмам черная «эмка», а за ней, переваливаясь на кочках, не менее узнаваемая полуторка с сидящими в кузове людьми в форме. — Похоже, это по наши души. Ты, дочка, — обратился он к Татьяне, — давай-ка потихоньку, пока никто не видел, ступай домой, сиди там и ничего не бойся. Часы спрячь, чтоб не нашел никто, да помалкивай. Кто что спросит, говори, что он, — кивок в мою сторону, — сын моего сослуживца, приехал погостить, да голову расшиб. Ну а ты, — уже ко мне, — скажешь, что твой батька со мной в Туркестане воевал в моем отряде и помер недавно от ран. Приехал ты из Пензы. Адрес мой тебе отец дал, завещал навестить бывшего командира.
— Да ладно тебе, дядя Федя, — Николай махнул рукой, — сейчас разберемся. Может, случилось что, и это за мной, чтобы ехать куда.
— Может, и так… — Федор Тимофеевич затянулся самокруткой. — А ты, дочка, все ж таки ступай да делай, как сказано было.
Татьяна юркнула за угол. Машины тем временем подъехали к нам, и из кузова полуторки бодро спрыгнули четверо в фуражках василькового цвета с малиновыми околышами и малиновыми пустыми петлицами, с винтовками с примкнутыми штыками в руках, а из эмки вальяжно вылез несколько грузноватый мужчина, тоже в форме НКВД, но с тремя шпалами капитана[9] в петлице. По-хозяйски оглядевшись вокруг, он небрежным жестом надел фуражку и произнес:
— Вот и славно, что все в сборе. Не придется вас по одному искать.
— А что случилось, товарищ капитан? — спросил Николай.
— Да уже не товарищ я вам. Сдайте оружие, гражданин Сазонов. Вы арестованы за контрреволюционную деятельность и за связь с белобандитами и террористами. Ну и остальные тоже как члены банды и пособники.
— Может, все же объясните? — Николай спокойно расстегивал портупею.
— Ну отчего же не объяснить, объясню, хотя и не обязан. — Капитан с усмешкой посмотрел на своего бывшего подчиненного. — Твой родственничек, являясь связником банды, приютил у себя раненого белобандита и террориста, а ты этому потворствовал и помогал в контрреволюционной деятельности. Хорошо, что есть еще у нас преданные делу революции люди, которые и сообщили об укрывающемся здесь неизвестном.
— Но это же бред. Этот человек, — Николай кивнул в мою сторону, — сын боевого товарища Федора Тимофеевича, с которым он громил басмачей.
— А документы у этого человека имеются? — Капитан явно издевался. — Вот то-то и оно. Так что разберемся, а пока давайте без глупостей. Да, а где сестрица твоя? Ее тоже надо бы задержать и допросить как следует. — При этих словах лоснящаяся рожа капитана растянулась в глумливой улыбке.
— Сестру не трогай, — прошипел Николай, исподлобья глядя на своего начальника, — с нами разбирайся как знаешь, а про нее забудь.
— Ну, это мы поглядим. Будете посговорчивее — и ее не тронем, а не будете вы — так, может, она посговорчивее будет. Ради братца-то. — Капитан заржал, довольный своей шуткой.
А у меня от этих слов буквально потемнело в глазах. Я лишь представил, что этот тянет свои жирные руки к Татьяне, и у меня, что называется, выбило пред охранители. Я ведь в частях КГБ не картошку чистил, а проходил реальную подготовку, хоть и не чета спецуре, но тоже кое-что умею.
Капитан сложился пополам и замер на земле в позе эмбриона. Краем глаза замечаю движение сбоку и ухожу в сторону. Выпад трехлинейки со штыком проходит мимо. Рукой чуть подправляю траекторию нападавшего, и он кубарем летит в одну сторону, а винтовка — в другую. Следующих двоих, не успевших среагировать, вырубаю двумя ударами, когда меня настигает окрик Николая.
— Михаил, прекрати!
Я чуть замешкался, обернувшись на него, и тут мне в лицо прилетел приклад винтовки от четвертого бойца. Яркая вспышка в мозгу — и темнота.
Сознание на этот раз включилось сразу, словно кто-то щелкнул тумблером «вкл.». Еще не открыв глаза, я услышал смутно знакомые голоса.
— Как думаешь, он оклемается? — спросил молодой голос.