Наложив целую гору съестного, он также бесшумно переступал на носках. Вдруг ухо зацепилось за разговор и не в силах удержаться, он прислушался, о чём говорит семейная чета.

— … пришли. Я сказала, что ничего не знаю, но точно помню, что перед поездкой он спрашивал — приходила ли ему посылка. Я тогда не придала этому значения, но сейчас не знаю, что и думать.

— Тут нечего думать. Это не Гург. Какой-то больной идиот, успокойся.

— Но…

— Никаких «но», ты же ничего такого потом не говорила полицейским?

— Нет, я вспомнила об этом на допросе, но ничего не сказала.

— Вот и правильно. Ты бы сделала только хуже. Виноват он или нет — сидел бы сейчас.

— Ну не надо, — вздохнул чуть не плача голос. — Ты мне расскажешь, что там произошло? Мне передавали слухи. Это правда?

Мик чуть не выронил тарелку. О чём они говорят? Это про тот случай, когда к ним в номер притащили сердце?

— Он этого не делал, — с расстановкой сказал Кунц.

— Я знаю, когда ты врёшь, — укоризненный голос жены заставил бывшего стражника повторить.

— Он этого не делал САМ. Это я точно знаю, всё просто вышло из-под контроля.

— Погибли люди. Ужасно.

— Ты же видела его после того случая? Да он же просто заперся у себя в подвале, как в гробу.

— Бедный ребёнок, — послышался всхлип и потом приглушённое сморкание.

— Он поступил как мужчина.

Мик напряжённо слушал дальше, а когда потом произнесли его имя и вовсе боялся пошевелиться.

— Мику сильно повезло, но потом мог погибнуть кто-то ещё.

— Я понимаю, но просто это как-то всё вместе наложилось. Убийство Дормута, лекаря и та страшная посылка…

— Ты пытаешься найти связь, где её нет. Он заступился за семью, но к этой мерзости непричастен.