— Говоришь, доктором работаешь? — глухо спросил мой знакомый.
— Дай сигарету, — проигнорировав его вопрос, попросила я своего спутника, и, прикурив, кивнула головой на труп. — Что теперь делать будем? Шварценеггер ты мой.
— А что тут сделаешь? Скинем в море и всего делов, — глаза Егора холодно блеснули в лунном свете.
— Остальных тоже?
— Как скажешь. Лично я бы эту мразь сначала кастрировал, а уж опосля… Я их знаю. Теперь не угомонятся. Боцмана это ребятки, — спокойно проговорил он и щелчком отправил недокуренную сигарету в море.
— Какого боцмана?
— Да есть тут у нас один урод. Ничего серьёзного собой не представляет. Так, по мелочи щиплет. Ну девок может на «хор» поставить без всякого согласия, конечно, с их стороны. В общем, мелочь, но подлая и опасная. Много молодых волчат в последнее время под ним ходит. Так что выбора нет. Или мочим всех, либо сматывать удочки придётся из самостийной Украины. Рано или поздно всё равно выберут момент и ударят исподтишка. В общем, решать тебе.
— Да, ситуация, — промямлила я, судорожно соображая что делать.
Повисла неловкая пауза. Нужно было принимать решение, и я, кажется, в первый раз в жизни не знала, как поступить.
— Ты вот что. Покури здесь пока, а я сейчас вернусь, — наконец каким-то странным и чужим голосом произнёс Егор и шагнул в темноту.
Я, стараясь не смотреть на труп у моих ног, снова закурила, пытаясь таким образом унять дрожь в руках. Из темноты донеслась какая-то возня и почти сразу всё стихло. Не успела я докурить сигарету, как слева от меня с моря последовательно один за другим раздались три всплеска. Егор, очевидно, решил всё сам. Понять его, конечно, можно. Ему тут жить. Это мне, в принципе, наплевать, найду меч и уеду, а он-то останется. Ну что ж, сделанного не исправить, и я, тяжело вздохнув, взяла лежащий на земле труп за ещё тёплую руку и волоком потащила к обрыву…
Вернувшись домой, я первым делом пошла в душ и долго стояла под тугими и горячими струями воды. Потом долго и с остервенением тёрла себя мочалкой, стараясь смыть смертный грех. Я прямо физически ощущала его тошнотворный и липкий запах. Очень хотелось бы, для самоуспокоения, считать, что всё сделал Егор, но главаря-то завалила я. И тут никуда не денешься. Сей факт неоспорим. На душе было так омерзительно, что захотелось надраться до бесчувственного состояния.
Закутавшись в тёплый халат, я вышла из душа и присела на диван рядом с Егором. Он молча курил, бессмысленно щёлкая пультом телевизора. Картинки мелькали перед нами, как в калейдоскопе, и я, не выдержав, крикнула:
— Прекрати сейчас же и пожелай мне «с лёгким паром»!
— С лёгким паром, — спокойно сказал мой друг и, налив два полных фужера коньяка, протянул один мне, — выпей и рассказывай.
— Легко сказать, рассказывай. А что, собственно, рассказывать? — тихо спросила я, глядя Егору прямо в глаза.
— Ты же не врач, ведь так?
— Врач, и самый что ни на есть настоящий. Другое дело, что я давно не работаю по этой специальности. Но не понимаю, это что-то меняет?
— Меняет! — взорвался Егор. — Всё меняет. Ты наврала мне, ты положила этих подонков со спокойствием профессионала.
— Случайно, со страха получилось.