– Это поразительно, – продолжает Бусара, видя, что я не отвечаю. Кажется, ей хочется поддержать наш разговор. – Вообще-то «синдром запертого человека» не так уж часто встречается.
Я этого не знал. И не очень понимаю, откуда это может быть известно ей. Должно быть, мой скептицизм написан у меня на лице, однако Бусару это не останавливает.
– Фактически, это довольно редкое заболевание. И тем не менее это произошло с тремя из четверых ребят, выживших в несчастном случае. Как ты думаешь, какова вероятность такого исхода?
Она смотрит на меня, словно бы ожидая ответа. Все, что я могу, – это пожать плечами.
– Надо сказать, если бы я была четвертым выжившим, то считала бы, что мне крупно повезло, – добавляет она.
Внезапно я вспоминаю кое-что. Есть одна вещь, в которой я хотел бы разобраться поподробнее.
– Четвертый выживший – это Марлоу Хольм. Ты знала об этом?
Бусара кивает.
– Что еще ты знаешь о нем? – спрашиваю я. – Тебе удалось выяснить что-нибудь новое?
– В целом не очень много. По его старым постам в соцсетях выходит, что им с матерью пришлось уехать из Калифорнии в большой спешке. Но почему ты спрашиваешь? Ты, думаешь, Марлоу имел какое-то отношение к тому, что случилось с Кэт?
Именно Марлоу предложил устроить эту вечеринку. Кроме того, он единственный из всех не стал подходить к загадочному предмету. И его внезапный отъезд из Калифорнии тоже выглядит довольно подозрительно.
– Я пока не знаю, что думать, – говорю я Бусаре.
Молчание в палате затягивается дольше, чем мне бы хотелось, но я не могу придумать, что еще сказать. В конце концов Бусара нарушает тишину.
– Ты действительно ее любишь, да?
«Любовь» – слишком маленькое слово для того, что я чувствую. Как я могу объяснить, что до Кэт ничто в моей жизни не было реальным? Нянечки, которые носили меня на руках, делали это только потому, что им за это платили. Сегодня они меня обнимали, а назавтра их и след простыл. Ребята в школе играли со мной, чтобы наши родители могли чувствовать, будто их что-то связывает. Большинство даже не делало вид, будто я им нравлюсь. А потом я встретил Кэт, которая
– Да, – отвечаю я Бусаре. – Я ее люблю. У меня нет другого мира, кроме Кэт.
Пробуждение
Бусара уходит. Все тихо, слышны только сигналы аппаратуры. Я сажусь на стул рядом с койкой Кэт и беру ее безжизненную руку в свою. Чертовски жаль, что я не могу видеть ее глаза. Интересно, почему Бусара так ничего и не спросила про щиток?
Губы Кэт раскрываются, и я забываю обо всем. Это выглядит так, словно она собирается заговорить.
– Наверняка там, где ты сейчас, все очень круто, – шепчу я, положив голову на край койки, – но, пожалуйста, возвращайся обратно, когда сможешь.