Книги

Иннокентий Смоктуновский. Без грима

22
18
20
22
24
26
28
30

Он очень любил Икшу и, когда приезжал, часто стоял у окна, смотрел и говорил: «Боже, как здесь хорошо!» И мы надеялись, что с возрастом он будет меньше сниматься, меньше работать и жить на Икше. Отец мог бы там отдохнуть, воплотить в жизнь свои литературные планы; он уже начал писать воспоминания о детстве, о своей семье, о Сибири, о жизни на фронте. Ему удалось очень мало сделать, хотя то, что я читал, мне очень понравилось: это воспоминания о фронте, о его отце, о детстве. По-моему, он обладал еще и большим литературным даром. Он и здесь был очень требователен к себе. К сожалению, мы остались без этих воспоминаний, которые, думаю, были бы очень интересными и нужными. Увы, этого уже не восполнить.

Он не позволял себе отдохнуть. Во-первых, потому что в работе была его жизнь, и он не мог уже отдыхать вне работы. Хотя он говорил, что ему тяжело работать, что устал, но ссылался на нас: «Надо ведь вас кормить, на что вы иначе будете жить?» Но главным было то, что он уже не мог существовать без работы. Он находился в своей ауре, он этим дышал и жил, работа даже давала ему какой-то отдых.

В основном он полностью отдавался своим ролям, но кое-что было, конечно, просто работой ради заработка. И тогда он, на мой взгляд, не тратился полностью, а просто использовал навыки мастерства.

Он любил природу. И когда был на Икше, то не просто созерцал ее, а возился на огороде, выращивал цветы и овощи, посадил облепиху, ивы посадил. Мама с сестрой до сих пор за ними ухаживают, поливают. Природу он любил как-то творчески.

Сделал клумбу с цветами перед нашим балконом. Может, случайно получилось в форме «8» – числа вечности. Сознательно он такого бы никогда не сделал. Это противоречило его характеру. Он просто хотел сделать что-нибудь красивое, чтобы было приятно смотреть из окна. Но клумбу попросили убрать: мол, нечего здесь самоутверждаться.

Еще он любил читать. Ему приходилось много читать, так как это было тесно связано с работой. И не только пьесы и сценарии, разные литературные произведения. Он не просто читал, а делал выписки, отмечал. Когда я был студентом, я вместе с ним работал над князем Мышкиным (это была идея одного моего сокурсника по Щукинскому училищу) и видел, как отец буквально каждое предложение из романа подвергал такому анализу, изложение которого уместилось бы, наверное, на двух-трех листах. Литературу он любил всерьез. Он считал, что актерская работа и литература – это не только искусство, но и наука – наука изучения человека. Считал это одним из серьезнейших дел, которое можно приравнять к работе врача, так как и врач, и актер, и литератор занимаются изучением и излечением человека. А в качестве отдыха очень любил читать «Сто лет одиночества» Маркеса. Любил детективы, приключенческие книги, которые читал для развлечения. Телевизор он редко смотрел.

Выйдет из своей комнаты, посмотрит, что там на экране происходит, скажет две-три фразы и уйдет. Наши телевизионные фильмы с обилием быта в основном ему были не интересны. Он также очень скептически относился к массовому западному кино, с его культом суперменов. Иногда, конечно, он отдыхал, просматривая развлекательные фильмы, но так, как взрослый человек отдыхает, наблюдая за игрой детей. Просто это давало ему возможность расслабиться.

Он в жизни больше всего любил стабильность. Был тружеником прежде всего. Он был слишком увлечен работой, она требовала огромной отдачи и напряжения, прежде всего сердечного. Она помогала жить ролью, проживать ее на самом деле, но отнимала очень много сил, здоровья. Поэтому он так рано умер.

Мария Смоктуновская. Папины уроки

«Дочь, маленькая Машка, выспалась днем и долго не могла уснуть поздним темным вечером. Я одел ее, и мы пошли бродить по лесным тропинкам. Задрав мордашку, она пальчиком то там, то сям отмечала только что появившиеся звезды. Я объяснил ей как мог, что это светила, как и наше солнце, только они очень далеко, значительно дальше, чем мы отошли от нашего дома, но до дому тоже далеко, и поэтому надо возвращаться, мама будет недовольна такой долгой прогулкой. Дома я попросил дочь: «Расскажи маме, что мы видели».

– Звезды, – ответила она просто.

Мама спросила:

– Папа тебе не достал звезду?

– Нет.

– Как ты думаешь, папа может достать звезду?

Мордашка была до того серьезной – нельзя было не заметить, что зреет некое мироощущение; и она ответила:

– Да. Палкой только.

Все сполна, и человек рожден, чтоб видеть, пользоваться полнотой окружающего его, и не беда, коли звезды поначалу достают палкой. Ведь надо учиться чем-то тянуться к ним. Я в детстве дотягивался до ранеток и подсолнухов в чужом саду – это моя полнота стремлений, мои возможности тогда…»

Больше всего папе не нравилась поверхностность. Непродуманное, неподготовленное исполнение роли. Иногда он меня на репетициях критиковал, что недостаточно сейчас, здесь проникновения, в существовании, в образе. Надо попытаться глубже ощутить то, чем должна сейчас жить твоя героиня. И от этого идти, а совсем не от текста. И конечно, к себе он был всегда очень требователен. «Для актера, – говорил он, – важна самодисциплина». Не только должно быть все очень хорошо продумано – грим, костюм, мизансцена, и выучен прекрасно текст, но важна самодисциплина, умение организовать себя, все подчинить тому, как будет строиться творческий процесс. И быть максимально готовым к работе, невзирая ни на какие другие моменты. Это самое первое условие, так папа всегда говорил. И, еще раз повторюсь, сам он был крайне ответственным в работе. Это такое замечательное его качество, что всегда он умел все подчинить своей творческой работе. Работа над поиском и грима, и костюма могла идти очень долго, пока отец не находил именно то, что ему нравилось для этого образа. Потрясающий профессионализм вместе с удивительной одаренностью – такое замечательное сочетание было в папе. Наверное, на этом перекрестке и рождается гений. В соединении таких редких качеств.

Папа был очень добрым и светлым человеком. Он говорил, что у его персонажей, не у всех, но у многих, может быть, есть его доброта. Он как бы вселял в них это качество. Папа освещал жизнь вокруг себя особым светом. При нем, конечно, и наша жизнь была наполнена этим отблеском. Все было высоко и прекрасно. Папе все удавалось, может быть, еще потому, что у него была потрясающая, совершенно уникальная трудоспособность. Он мог очень много работать. Актерский труд требует полной самоотдачи. И он всегда отдавался ей без остатка. И неважно, когда – во время спектакля, съемок или репетиций. Всегда. И точно так же он работал во время записей на радио или на фирме «Мелодия». Сейчас, когда я слушаю эти записи, звучит только голос – и в голосе жизнь. И все, что он читает, я четко вижу перед собой.