Она подняла руки и притянула его к себе. Лишь вспоминая последующие полчаса, он заводился так, что свечи у кровати непроизвольно зажигались.
Сегодня был день летнего солнцестояния, и ему казалось, что он мог зажечь весь мир. Что кожа его способна лопнуть от той силы, что кипела внутри. Он хотел овладеть ею и делать это с ней до тех пор, пока он не опустеет. Пока она не возьмет все, что он способен ей дать. Но сначала им предстоял серьезный разговор. Прошлой ночью они сделали нечто, не позволяющее им пускать ход событий на самотек.
Присев на край кровати, он погасил свечу, потому что свеча, которая уже горит, не могла являться барометром его самоконтроля. Разговор их мог выйти эмоциональным, так что ему следовало проявлять осторожность.
Он сунул руку под одеяло и скользнул ладонью по ее обнаженному бедру.
— Лорна. Проснись.
Он ощущал ее напряжение, как всегда. Потом она расслабилась, открыла заспанный светло-карий глаз и глянула на него поверх простыни:
— Зачем? Сегодня же воскресенье, день отдыха. Я отдыхаю. Уходи.
Он стянул с нее простыню:
— Вставай. Завтрак готов.
— Неправда. Ты врешь. Ты был на балконе.
Она взяла простыню и натянула себе на голову.
— Откуда ты знаешь? Ты ведь спала?
— Я не сказала, что сплю. Я сказала, что отдыхаю.
— Еда работой не считается. Ну же, пойдем. У меня свежий апельсиновый сок, кофе, и рогалики уже поджарились. И восход просто чудесен.
— Возможно, для тебя. Но сейчас воскресное утро, пять тридцать, и в такую рань меня на завтрак не тянет. Мне нужно, чтобы хоть раз в неделю ты не вытягивал меня из постели на заре.
— В следующее воскресенье поспишь, обещаю. — Не пытаясь снова вступать в битву за ее простыню, он протянул руку, снова нащупал ее бедро и легонько ущипнул за мягкое место.
Она взвизгнула и вскочила с кровати, потирая спину.
— Месть будет страшной, — предупредила она, отводя от лица взъерошенные волосы, и направилась в ванную.
Он ей поверил. Ухмыляясь, Дантэ вышел на балкон.
Лорна вернулась пять минут спустя, облачившись в его плотный халат и все еще хмурясь. Под халатом на ней ничего не было, что он с удовольствием для себя отметил, когда она опустилась в кресло напротив. Он также видел ее шею и золотую цепочку с оберегом, который он дал ей в среду ночью. Он сделал его специально для нее. Здесь, на этом балконе. В ее присутствии. Ее привело в восторг то, как он взял оберег в обе руки и, как в чаше, поднес его ко рту, грея своим дыханием и произнеся несколько слов на кельтском. Оберег принял нежно-зеленую окраску, которая быстро потухла. Когда он надевал на нее цепочку, она дотронулась до талисмана и, казалось, вот-вот заплачет.