Глава восьмая

Все руины одинаковы. Пыль, камни, кости и забвение.

Не помню, где я услышал это пафосное выражение. Или меня заставили забыть. Но помню фигуру того, кто это произнес – пузатенький археолог с мировым именем и архаичным париком, содранным с лысой башки и зажатым в нервно сжатом кулаке. Он, держа в другой руке бокал дорогого шампанского, созданного в небесных виноградниках ЭкоСкайсВайн, небрежно бросил эти слова внимающей ему публике. Так он культивировал свой образ матерого исследователя древних городов.

Пыль? Откуда ей взяться в подводном куполе, что накрыл собой найденные в мертвой зоне Черного Моря древние развалины. Чтобы получить к ним доступ, пришлось откачать сотни тонн придонной мертвой черноморской воды, ставшей настолько токсичной и кислотной, что, казалось, способна была разъедать металл. Сооружение подводного купола было оплачено Атоллом Жизни. Как и проспонсирована последующая презентация, должная привлечь новых ученых, исследователей и чернорабочих на самый масштабный в человеческой истории подводный раскоп.

Все руины одинаковы. Пыль, камни, кости и забвение. А потом он, все так же старательно рисуясь перед дамами, добавил, что в некоторых руинах можно отыскать удивительнейшие тайны, главное – копать усердней, глубже и надеяться на чудо.

Ладно… в этом случае он бы, пожалуй, оказался прав – про пыль, камни и кости.

Тут на самом деле полным-полно пыли, камней и костей. А вот забвения нет и в помине – мы с Каппой, почти по-братски подключенные проводами к раскрытому за спиной цветку солнечной панели, полученной в Понт Севен, лежали среди камней и задумчиво созерцали пятиметровую полосу вычищенной от растительности и камне голой земли. За полосой стена. Обычная стена, что ограждала любое подобное наземное предприятия в те времена – ничего исключительного. Двенадцать метров высоты, метр толщины, железобетон, море датчиков, видеонаблюдение, колючая проволока, автоматические турели. Но все – кроме самой стены – в прошлом. Остался только голый потрескавшийся бетон, лишившийся укрывавшего его слоя растительности. Из-за стены поднималось несколько густых серых дымов. Перед ней, метрах в восьми от нас, блестя на солнце потными смуглыми телами, облаченные лишь в шорты и рукавицы, три аборигена рубили лианы. Да и мы с Каппой улеглись рядом с полосой только из любопытства – этот отрезок был всего-то метров двадцать в длину, и мы лежали у самого конца.

Что это за хрень?

Вариант один – очистка прилегающей территории от всего, что затрудняет визуальный контроль.

Почему сделано так мало? А потому что начали совсем недавно.

А те три аборигена в странновато смотрящихся на их руках грубых рукавицах, являлись рабочим звеном и выполняли задание системы. Это не догадка – факт. Чтобы это выяснить не потребовались чуткие микрофоны – мужики вовсю перекрикивались, обсуждая свое новое будущее и прикидывая, сколько ништяков они получат от Новой Мамы, как они ласково обзывали систему. Но не все были счастливы. Особенно недовольным казался тощий как скелет черноволосый мужик с невероятными по пышности сросшимися бровями. То и дело поддергивая резинку старых шорт, он недовольно шипел, брызгая слюной:

– Мало! Слишком мало! Три банки консервов на рыло за пять часов работы на солнцепеке? Мало! Скупо!

– Ладно тебе, Монти. Солнцепек еще не начался. – попытался успокоить его бронзовокожий крепыш, кажущийся образцом здоровья на фоне тощего Монти.

– Норм оплата. – поддержал крепыша третий персонаж, обладающий только одной рукой. Да и оставшаяся правая выглядела какой-то усохшей и явно едва справлялась с тяжестью тесака.

– Привыкли вы к нищете! – продолжал брюзжать Монти. – Особенно ты, амиго. Где твоя гордость, Брук? Оставил в глотке речной лошади вместе с рукой?

– Ага. – не стал сердиться однорукий Брук. – Там и осталась – в пасти гиппо. И я рад, что дивинус не убил меня – а мог бы! Я убил черную арапаиму! И все ради Массу – первой красавицы нашего племени!