«Ты — чёрный брат, ты — наш брат, ты снова в Африке, брат. Духи Вуду видят тебя, брат. Если духи видят тебя, то видит и Мамба. А Мамба — Великий унган, брат. Поклонись и не суетись, и всё будет хорошо у тебя, брат. Надо делать, то, что сказал Мамба, брат. И будет у тебя много женщин, денег и развлечений, брат. А главное, Мамба оставит тебе твою душу, брат. Помни об этом, брат. Помни!»

Пятая колонна ширилась и распространялась, подобно заразе. Была и утечка информации и банальное предательство, но недолго фраер танцевал. Цепочка странных смертей и убийств преследовала тех, кто посмел меня предать. Ну а кто-то потанцевал и на верёвке, как же без этого, без этого никуда.

Яд, подкуп, шантаж, манипулирование знаниями и эмоциями, пустые и реальные обещания помогали, как никогда. Благодаря Палачу и Азель, вопросы решались быстро и качественно, главное в этом деле не переусердствовать. Люди умнеют быстро, и скоро все знали, что можно говорить и делать, а что нельзя, ни под каким предлогом. Разумеется, это происходило не сразу, и не везде. До этого ни я, ни мои люди ещё не доросли. Но знания — это великая сила, и великая печаль.

Я сидел и грустил, выслушивая очередную проблему — столкнулись торговые интересы Русской Православной церкви и арабских купцов. И те, и другие вывозили гуммиарабик, и от тех, и от других я не мог отказаться, в силу разных причин. Церковь обеспечивала мне приток переселенцев и помогала официально купить многие вещи, которые я не мог приобрести на стороне, а арабы способствовали в покупке оружия, где только можно, и, практически, в неограниченных масштабах.

В конце концов, удалось договориться и с теми, и с другими, за счёт разных преференций. Союз креста и полумесяца, так сказать, на время взаимовыгодной торговли. Русские переселенцы осваивались на новом месте, строились повсеместно церкви, конкурируя с коптской православной церковью, и даже был заложен монастырь, выросший из скита, основанного отцом Клементием, там и умершим.

Его вдова и дети были приняты, обласканы мной и пристроены к делу, заниматься судьбой прибывающих переселенцев и обучением их в специально открываемых школах. Учителями там были самые разные люди, как русские, так и американцы с европейцами, которых занесла сюда судьба за разные прегрешения.

С переселенцами было всё очень сложно. Часть земель, предоставленных им, были ничьими, либо покинутыми, или население, которое раньше на них проживало, сильно поредело, отчего и не сопротивлялось наглому вторжению белолицых.

Но количество земель, не затронутых ареалом распространения мухи це-це, было, всё же, ограничено. Эти земли были плотно заселены и находились, в основном, на территории Северной и Южной Родезии, до которых мои черные руки пока ещё не добрались.

Делать было нечего, и чтобы не подрывать устои молодого государства, пришлось пойти на непопулярные и экстраординарные меры. Я обязал русских парней, а также мужчин любых других национальностей, брать в жёны негритянок и арабок.

Но, если с негритянками вообще не было никаких проблем, то представительницы арабских и кушитских племён категорически не хотели менять свою веру. Я их понимал и выселял, оставляя только тех, кто принимал мои условия.

Сопротивление было недолгим, и процесс пошёл, но не все мужчины из России хотели жениться на местных. Тем, кто не желал это делать, я предложил уехать обратно в Россию, либо поступить ко мне на службу в армию, совершить ряд подвигов и завоевать себе право жениться на белой, не зависимо от ее национальности и веры.

Как обычно, когда человеку предоставляется свобода выбора, он всегда выбирает то, что ему более выгодно, за редкими исключениями. Главное, чтобы был выбор. Так я пополнил свою армию мотивированными и хорошими бойцами, и приступил к формированию новой нации, которую я ранее назвал каракешами.

Негритянские народности тоже не хотели терять свою идентичность, но после того, как многие племена просто исчезли, а оставшиеся немногочисленные женщины растворились в более крупных племенах в процессе колонизации, продажи в рабство и межплеменных войн, у них просто не было выбора.

Помимо нахождения в Хартуме, укрепления его обороноспособности, я совершил плавание в приграничную с Египтом Вади-Гальфу, проинспектировав там ход восстановительных работ и посмотрев, чем занимались пленные. Укрепления были почти восстановлены. В этом городе мне пришлось оставить большой гарнизон в пять тысяч человек, всё вооружение которых было трофейным. Начальником гарнизона был назначен Осман Дигна.

В этом был определённый риск, но кто не рискует, тот не пьёт пальмовое вино, и даже с такими силами, много против меня не навоюешь. К тому же, за ним был определённый присмотр, без этого никак.

Раса Алуллу Куби я забрал с собой, как и всё оставшееся с ним войско. Он мне был нужен в другом месте, как мой фельдмаршал. Я спросил его о награде, но этот человек, настоящий воин и военачальник, отказался от всего, желая лишь служить и быть востребованным. Но я всё равно его наградил учрежденным мною орденом Иоанна Первозванного Чёрного.

Он всё ещё надеялся, что Абиссиния воспрянет и станет большим государством, вернув себе утерянные территории в Эритрее и Сомали. Безусловно, я помогу расу в этом, но уже после смерти Менелика II, и назначу его катикиро Эфиопии, как только кресло императора в Аддис-Абебе освободится, но пока не время.

Сейчас же я копил свои силы. В ходе борьбы с англичанами и армией газавата мои войска понесли большие потери, и теперь я восстанавливал армию, делая её действительно армией. Ко мне отовсюду стекались новобранцы, вместо раненых и покалеченных воинов, которым я назначал пенсию, одаривал деньгами и подарками. Никто не ушёл от меня недовольным, кто бы это ни был.

Мне было безразлично, кто воевал за меня, будь он араб, русский, негр, иудей, и соответственно, он мог быть любой веры и мировоззрения, но за свои подвиги он должен был быть вознаграждён. Такие люди отправлялись с почётом в свои селения, чтобы каждый из жителей видел, что это уважаемый человек. А сражаться за своего царя — необходимо, а также почётно и выгодно. Вот сейчас у меня скопилось больше пятидесяти тысяч новобранцев, и будущие воины продолжали стекаться из самых дальних уголков моего государства, желая влиться в мою армию.

Вернулся Ярый, с остатками войска, которое производило печальное зрелище. Его воины основательно поиздержались и поистрепались, а оружие, которым они были вооружены, оказалось в таком плачевном состоянии, что не описать нормальными словами, а только матом.