– А я вот не продвинулся дальше риспосты. Пытаюсь написать интермедию, но ничего не выходит, – он стал наигрывать интермедию. – Как думаешь, в жизни есть полифония? Ну, то есть, я хочу сказать, что вот мы изучаем, изучаем, а пригодится это? Может, мы должны что-то такое важное понять благодаря полифонии?

Я пожал плечами. На философию меня не тянуло. Тянуло уйти куда-нибудь, раствориться где-нибудь. Никого не слышать, не видеть, не думать, не сочинять никогда ничего. В сердце гвоздем засели слова Гены: «Что если твой отец жив?». А что если нет? Не хочу надеяться. Да что угодно пусть происходит, только не надеяться! Зачем он так сказал? Кто его спрашивал?

«Что если твой отец жив?» – билось в мозгу.

А что если да? Где он сейчас? И где был девять лет? И что: тупая загадка – лучший способ заговорить с сыном после девяти лет разлуки?

Я вскочил со стула. Гена, что-то говоривший о фуге все то время, пока я себя накручивал, удивленно замолчал, уставился на меня снизу вверх. Такой глупый со своими круглыми глазами. Такой нелепо толстый на маленьком стульчике, как нахохлившийся воробей на жердочке.

Я кинулся в прихожую.

– Ты куда? – Гена выскочил следом, но замер в паре метров от меня. Я агрессивно натягивал куртку, если только можно агрессивно натягивать куртку.

– В магазин.

– За конфетами? – догадался Гена, подошел и принялся обуваться.

Я не стал его ждать. Хлопнул дверью и ушел.

Когда уже был в магазине, Гена образовался рядом со мной, молча оторвал от рулона одноразовый пакет и подставил в открытом виде, чтобы мне удобно было сгружать конфеты.

Пакетов потребовалось четыре, чтобы забрать все конфеты фабрики, на которой работал отец.

Пусто.

Небольшая заметка в газете от 2 марта 2010 года:

«Пропал без вести Королев Виктор Игоревич, 1974 года рождения. Был в серой куртке, темных джинсах. Последний раз видели близ Желтого утеса. За любую информацию о местонахождении…».

И фотография. Черно-белая, она не похожа на цветной оригинал, который мама отнесла в газету для этого объявления. Здесь он какой-то совсем суровый, а на цветной видно, что настроение у папы хорошее.

«…видели близ Желтого утеса».

Я был там. Мы все были – мама, Вика, полиция. Несколько дней треугольник утеса был огорожен красно-белой лентой – велись поиски. Ничего не нашли тогда, ни единого следа. И внизу, куда он мог упасть – не нашли. Ни зацепки.

– Он мог сбежать, мы проверяем эту версию. Имели место ссоры, непонимание в семье, нелюбимая работа? – полицейский задал этот вопрос, похожий на список, маме. Она только качнула головой – влево, вправо. Кажется, не совсем поняла, чего от нее хотят. Помню ее глаза: как вода в грязной луже, мутные и бессмысленные.

– Он мог погибнуть от рук преступника. Эту версию тоже проверяем, – сказал полицейский. – Прочесываем окрестности на предмет тела.