– Ваш бродь… Стший стрлчник Лкницк явлся по Вашприказан…

На этом силы его окончательно иссякли, он в последний раз мучительно покраснел и рухнул у ног Климентьева.

Надо отдать должное стрелочнику, – стоило его голове коснуться грязного пола, как он отбросил тщетные попытки объяснится и захрапел так, что звон ложки в стакане из-под чая перед Климентьевым, задребезжавшей тонко и громко, заставил носильщиков воспринять звон как станционный колокол, возвещавший о прибытии очередного состава, и высыпать со своими тележками на перрон.

– Пьет, но честен, – признался, потупив глаза, начальник станции.

Он нацедил из «титана» в пустой стакан холодной воды и вылил на голову спавшего стрелочника.

Как ни странно, этот небольшой водопад возымел действие. Лукницкий вдруг собрался, встал на четвереньки, старательно выговаривая слова, доложил:

– Так что, Вашбродь, я их отыскал.

– Кого, Михайловых?

– Точно-с – такс-с.

– И где же они?

– В трактире-с.

– В каком?

– Я уже имел честь сообщить Вам. Вашсиятельство, что у нас приличный трактир по сути один, – Федота Лукича Шаповалова…

– Ах, да…

– Так что… Они там.

– Ну, там, так веди, братец.

Тем более, что в комнату вошел становой с полицейскими чинами и можно было начинать операцию.

Через полчаса прибыли к трактиру. Лукницкий в коляске отоспался и уже мог стоять на ногах. Хотя и плохо.

Климентьев расставил полицейских у дверей парадного входа, у черного, на углах. Сам же с Лукницким вошел в теплое и вонючее чрево кабака.

Это хороший русский трактир описать, нужна кисть Кустодиева. А простой да запущенный, где всякая шваль собирается, тут особой кисти не надо. Пахло сложной смесью сивухи, перегара, селедочных голов, репчатого лука, укропа от соленых огурцов, кипятком от ведерных самоваров, дегтем, табаком и испарениями плохо мытого мужского тела.