Как неумело он себя вел, когда в первый раз оказался с ней в постели! Ну а как могло быть иначе, опыта-то никакого! Обнимался раньше, целовался, но до самого главного так ни разу и не дошло! После этого Софья ему и сказала: Ванечка, наверное, нам с тобой лучше расстаться. В том смысле, что не встречаться, как мужчина и женщина, а только по необходимости в моем кабинете. Как ты считаешь?

От нее пахло тогда духами и телом: у нее от кожи тоже очень приятный запах, такой очень домашний, уютный, даже спать от него хочется, — пристроиться рядышком и глаза закрыть. Вообще, ему всегда кажется, что Софья — сильная, просто очень сильная, и даже сможет за него в случае чего заступиться.

Они оказались около ее дома. Она предложила зайти. Он согласился, хотя и чувствовал себя очень неловко, а из-за этого даже глупо шутил. Она, кажется, не обращала на это внимания.

Сына нет, — сказала она. — Не бойся и ничего не стесняйся. Ты мне нравишься, я этого не скрываю, но мы с тобой в очень сложном положении: я старше тебя, к тому же — милиционер, к тому же — твой, так сказать, воспитатель. Хочешь вина?

Она достала бутылку, два бокала, вазочку с печеньем и конфетами, такие круглые, разноцветные, их «камушками» еще называют. Они сели на кухне.

— Я хочу выпить за то, чтобы твоя жизнь удалась. — Морошкина улыбнулась. — Чтобы ты стал известным поэтом, чтобы твои книжки лежали на всех прилавках, чтобы тебя показывали по телевидению, чтобы ты был знаменит и богат! Будь счастлив, Ванечка!

Они выпили. Женщина закурила и предложила ему.

— Ты всегда такой молчаливый? Или это только со мной так? — Софья протянула руку к подоконнику, взяла разноцветную плоскую коробку и поставила на стол. — Как ты пишешь стихи, откуда к тебе приходят слова, рифмы? Я раньше тоже писала, но теперь, наверное, все уже забыла.

— Не знаю. — Ремнев осторожно стряхнул пепел в гипсовую голову Мефистофеля с отбитым носом. — Вначале обычно появляется первая строчка, а потом я к ней придумываю остальные.

— Это — очень интересная игра. — Морошкина раскрыла коробку. Внутри были пластмассовые квадратики с буквами и картонная доска, сложенная вчетверо. — Надо брать несколько букв и составлять из них слова, а на поле написано, сколько каждое слово набирает очков.

— Давайте. — Юноша помог женщине выложить содержимое коробки на стол.

«А вдруг мы будем целоваться? — подумал Ремнев. — А вдруг начнется «это»? А у меня получится? Я выпил, покурил, волнуюсь, — наверное, все это снижает эрекцию. Надо пойти проверить, все ли в порядке?»

— Можно я выйду? — неуверенно спросил юноша, исподлобья посмотрев на Софью своими крупными зрачками.

— Конечно, выйди, если надо. Ты же не в школе. Первая дверь слева. — Женщина обдумывала свой ход и, кажется, не придала его словам особого значения.

Ваня вышел в коридор, нашел дверь в уборную, вошел и, вместо того чтобы помочиться, стал лихорадочно трясти свой член. Отметив успех, он быстро заправился, кажется, застегнулся и вернулся к своей любимой.

— Тебе эта игра, наверное, не очень интересна? — каким-то образом догадалась майор милиции.

— Да нет, почему? Мы тоже раньше играли: из одного слова много писали или вот так в квадрат вписывали… — Ваня изобразил пальцами направление письма, стараясь не смотреть женщине в глаза. Он думал, что, если Софья поймет его взгляд как приглашение в постель, а он ничего не сможет, тогда она обидится и все выйдет очень некрасиво. Но он ведь столько раз проделывал с ней это в своем уме, считая, правда, в эти минуты себя плохим и недостойным этой порядочной женщины, — так неужели у него не получится хотя бы один раз на самом деле?

— А ты не хочешь спать? — спросила вдруг хозяйка. — Ты, наверное, не высыпаешься. Давай-ка я тебя уложу.

— А вы? — неожиданно для себя выпалил Ремнев, тотчас задумавшись над смыслом своего дерзкого вопроса.