– Почему? Ты его не любишь? – я видела, как эта парочка переглядывалась, и не оставалось сомнений, что они души не чаяли друг в друге в этом огромном в жестоком мире.

В ответ мама лишь густо покраснела и опустила глаза.

– Тогда о чем же думать? – улыбнулась.

– Ты-ы не про-о-отив? – робко посмотрела на меня.

– Я против? – удивилась этому вопросу. – Да как я могу быть против, если ты счастлива! Я так рада за тебя! – подскочила на ноги и кинулась к ней, крепко обнимая за шею. – Мамочка, это же прекрасно! – целовала ее щеки. – Ты у меня еще такая молодая и красивая! Ты должна быть счастлива! – говорила все это и чувствовала, как щиплет глаза от подступающих слез радости.

– Спа-а-асибо, до-о–очка! – обняли меня в ответ родные руки.

Мы замерли с ней, прижимаясь друг к другу, разделяя момент радости.

– У-у-учись, ра-а-абота-ай, – говорила она. – И хо-очу, чтобы и ты лю-юбила, – чувствовала улыбку в ее голосе.

– Ты же знаешь… Я не смогу любить, – после смерти Лены тема отношений долгие годы была для меня табу.

– У тебя сво-оя су-удьба, не е-ё-о-о, – словно прочитав мои мысли, сказала мама. – У те-ебя будет ина-а-аче.

– Не знаю, мам. Мне страшно, – на душе скребли кошки.

С прошлой ночи, после нашего разговора с Державиным, я не могла найти себе место. Меня разрывало на части. Душой я рвалась к нему и хотела довериться, но голова кричала, что он снова причинит боль и обманет меня, и тогда я вовек не соберу себя по кусочкам.

– Ты давно-о-о–о одна-а, – гладила меня по голове мама.

– Что значит давно? – напряглась, чувствуя, как по горлу вниз змеей проник страх, оседая холодной тяжестью в животе.

– То-о-от па-арень, ты лю-юбила его-о?

Я медленно подняла голову, заглядывая в глаза родительницы, увидев в них только нежность и тревогу.

– Ты знала? – горло сжало и глаза заволокло пеленой слез.

В ответ мама лишь кивнула.

– Мама! – выдохнула я, упав головой к ней на колени, и неожиданно для себя зарыдала в голос, уткнувшись лицом в ее подол.

Она гладила меня по голове, успокаивая, а я не могла остановиться. Я так долго скрывала свои чувства от всего мира и так боялась поделиться переживаниями даже с самым близким человеком, что скорлупа, под которой в которой я спряталась, мгновенно треснула, осыпаясь трухой.