Только теперь не страшно. Теперь тело стремилось к большему, разум не возражал, но принимал с радостью, и сердце заполошно билось в груди. Пламя внутри разгоралось, разрасталось и стон будто сам собой с губ сорвался. Герард приподнялся, снял с Аверил бельё, аккуратно развёл девичьи ноги, устраиваясь меж ними. Услышав, как Герард возится со штанами, Аверил, не удержавшись, зажмурилась всё же.

Боль ведь неизбежна, разве не так?

Проникновение было медленным, осторожным, хотя запах, тяжёлый, дурманящий, предгрозовой, продолжал кружить голову, и огонь не думал утихать, лишь замер мимолётно, словно запечатлённый на картине. Ощущение странное, пожалуй, непривычное и чуточку неудобное, но боли, долгожданной, обещанной боли нет. Совсем.

И это тоже странно. Так не бывает.

Или бывает?

Горячие ладони скользнули по бёдрам, первое движение усилило ощущение неудобства, и на всякий случай Аверил заставила себя лежать смирно. Вдруг всё будет так, как ей рассказывали?

Запах обнимал ласково, крепко, дыхание мужчины касалось щеки, и Аверил открыла глаза, встретила сумрачный взгляд Герарда. Потянулась сама, прижалась, подаваясь бёдрами навстречу, позволяя огню затрепетать язычками по всему телу. Ощущение неудобства исчезло постепенно, сгорело незаметно в пламени, растворилось в настойчивом желании принадлежать этому мужчине.

Отдать всю себя.

И сделать его своим, только своим.

Когда огня стало неожиданно много, так, что Аверил показалось на секунду, будто она и в самом деле сгорит в нём, по-настоящему, он вдруг полыхнул ярко, ослепляя и оглушая, срывая с искусанных губ новые стоны. Герард замер, притиснув девушку к покрывалу, дыша тяжело, неровно. Отпустил не сразу, лишь несколько минут спустя, а до того обнимал, прижавшись влажным от пота лбом к её лбу. И Аверил внезапно поняла, что улыбается, пусть и не могла взять в толк почему.

Впрочем, едва ли это имело какое-то значение сейчас.

Вопреки ожиданиям, крови тоже оказалось немного, хотя Аверил после всех когда-либо услышанных рассказов думалось, что будет больше, разве что не рекой полноводной, словно после ранения тяжёлого. И Герард не спешил совсем отпускать девушку, только одежду оправил да передвинуться в сторону позволил, затем обнял со спины, как бывало прежде, прижал к себе, носом в распущенные волосы зарываясь. Запах стал не слабее, но будто перетёк, переплавился в другую форму, превратившись в успокаивающий, родной, точно объятие любящей матери.

Аверил не решилась нарушить молчание, ровное, неожиданно уютное. Отложила на время докучливые мысли, расслабилась, наслаждаясь что объятиями тёплыми, что негой ленивой, разморенной. Даже задремала и проснулась от приглушённых голосов в коридоре. Голоса быстро стихли, но Аверил, вспомнив о словах Герарда, осторожно шевельнулась, посмотрела через плечо на мужчину. Герард не спал и улыбнулся нежно, взгляд Аверил встретив.

— И часто они так спорят?

— Кто? — растерялась Аверил.

— Торн и твоя камеристка.

— Постоянно.

— Из-за чего?

— Порою кажется, будто из-за всего на свете. То Торнстону обязательно надо высказаться по поводу книг, которые читает Стевия, или из-за того, что и как она говорит, насмехаться над нею и дразнить, то Стевия заводит с ним беседы совершенно неподобающим тоном и на темы, явно неподходящие для обсуждения с хозяевами. Стевия часто приносит книги с… новой учёностью, даёт мне почитать, а я не хочу.

— Почему?