— Мне нужен сон ребёнка.
— Сон ребёнка? Дороговато будет… Детские сны безмятежны, чисты, как первый снег в конце ноября…
— Давай без прелюдий, — жёстко перебил я. — Сколько?
Маска добродушного волшебника вмиг слетела с лица торговца.
— Есть печальные сны, есть радостные, — деловито сообщил он. — Тебе какой?
— Конечно, радостный. Чем радостнее, тем лучше.
— Десять ирллингов. Хороший, радостный сон… К тому же настоящий, а не какая–нибудь подделка. Целых три мага трудились над тем, чтобы скопировать его через Астрал.
Я отсчитал нужную сумму и высыпал монеты в ладонь торговца. Тот, порывшись в кармане, вынул пробирку с искрящимся сонным эликсиром.
— Ты бы этим не увлекался, — предостерёг меня торговец, когда я, взяв эликсир, уже собрался идти дальше. — Детские сны расслабляют, притупляют бдительность… В один прекрасный день и сам не заметишь, как смотришь на мир глазами ребёнка. А это опасно.
— Чем же? — спросил я, хотя знал ответ: создавшие торговца программисты схалтурили — он «не помнил», что этот странный диалог мы ведём не впервой.
Торговец улыбнулся — зло, цинично. Сказал, обращаясь уже не ко мне, а в пустоту:
— Нельзя терять бдительность в мире, где продаются сны.
И зашагал прочь.
«Да ты сам часть моего сна, — подумал я. — Человечество купило себе сон под названием ВИРТУС — и полюбило его больше, чем явь».
Но вслух я ничего не сказал — торговец всё равно ни черта бы не понял.
Я свернул на другую аллею и пошёл вперед, мысленно считая шаги. На тридцать пятом шаге остановился, раздвинул кусты и вышел на безлюдную, окружённую вязами поляну.
Торговец снами среди геймеров прослыл жуликом: выпитый эликсир ничего не даёт. Но фишка в том, что эликсир не нужно пить самому.
Встав между вязами, я нашёл место, где тень была гуще обычной и к тому же слегка дымилась: хотя дымом не пахло, его кольца вздымались в свете единственного фонаря (кстати, именно фонарь и навёл меня однажды на мысль, что с этой поляной не всё гладко: я бродил тогда по парку, увидел фонарь и задался вопросом, зачем его здесь поставили — в стороне от аллеи?).
— Выходи, Страж, — сказал я. — У меня есть для тебя сон.
Тень всколыхнулась, вздыбилась, обрела очертания. Перестала быть тенью и шагнула ко мне: