– Не надо. – Она уже не улыбалась. – Не надо поправлять меня, Лэйни.

– Ты хочешь, чтобы я за ним шпионил.

– Проводил исследование.

– Не сри мне на мозги.

– Это же твоя профессия.

– Я узнаю что-нибудь для вас полезное, и вы тут же захотите, чтобы я его подставил.

Улыбка. Лэйни на мгновение показалось, что Кэти хочет ему подмигнуть.

– Ну, не будем забегать так далеко вперед.

– А что я получу?

– Жизнь. Жизнь без позорного клейма. Жизнь, в которой никто не будет считать тебя маньяком, зверски терзавшим смазливую дочурку объекта своей мании. Жизнь, в которой почти никто не будет знать об этом фармацевтическом кошмаре, дико и бесповоротно сдвинувшем твою психику. Неужели мало?

– А как же она? Дочка? Получится, что она делала все это с этим вашим Хиллманом за так, для чистого удовольствия?

– Тебе выбирать, Лэйни. Поработай на нас, добудь, что мне нужно, и мы скажем ей: извини, такая уж тебе непруха.

– Так просто? И она будет молчать? После того, что вы с ней сделали?

– Если она хочет сохранить хоть малейшую надежду на продолжение своей карьеры, – да.

В комнате повисло молчание.

– Это не я, – сказал Лэйни, морщась от нового всплеска боли. – Это морф. Если я докажу, что это морф, я смогу подать на вас в суд.

– Да неужто? И ты это осилишь? Суд ведь затянется на много лет. И совсем еще не факт, что ты его выиграешь. У нас, Лэйни, есть и деньги, и прекрасные юристы, и опыт обращения с такими проблемами. В дверь позвонили.

– Сиди, – сказала Кэти, – это ко мне.

Она встала, тронула кнопку охранного экрана, и Лэйни увидел через обтянутое черным плечо кусок какого-то мужского лица. Дверь открылась. В комнату вошел Райс Дэниелз, без, почему-то, своих вечных темных очков.

– Вот, Лэйни, – сказала Кэти, – Райс теперь тоже с нами. Если бы не его помощь, нам пришлось бы еще долго разбираться с твоей биографией.