Книги
Ибн Баттута и его путешествия по средней Азии
Пребывание Ибн Баттуты в Индокитае и Китае до сих пор является предметом споров между исследователями его путешествия. Дискуссия по этому поводу суммирована И. Ю. Крачковским [107, 425–426], доказавшим подлинность сообщений марокканского путешественника о Восточной и Юго-Восточной Азии. Вывод И. Ю. Крачковского совершенно справедлив: анализ рассказа Ибн Баттуты показывает беспочвенность сомнений Г. Юла, Феррана и других исследователей и их утверждений о том, что «Ибн Баттута не был в Индокитае» [172, 157].
Конечно, во время пребывания в Китае Ибн Баттута мог не совсем правильно понять или неверно интерпретировать многое из увиденного, нередко наивно истолковывал рассказы своих информаторов и переводчиков. Верному пониманию увиденного прежде всего мешал языковой барьер. Так, прибыв в порт Цю-Тун (Цюань-чжоу), который в мусульманских странах называли созвучным словом Зайтун, что означает по-арабски «олива», Ибн Баттута решил, что, вероятно, город назван так потому, что в нем много оливковых деревьев. Но, убедившись, что это не так, он счел нужным отметить это следующим образом: «Когда мы сошли с корабля, первый город, в который прибыли, был город Зайтун. В действительности там нет олив, ибо ни в Индии, ни в Сине (Китае) оливковые деревья не растут. Зайтун («олива») — это просто название, которое дали этому городу» [25, IV, 269].
Примерно таким же способом он объясняет название многих других городов и местностей. Так, о названии г. Ханса (Хан-цюфуй) он пишет: «Название города (Ханса) произносится так же, как имя известной арабской поэтессы, и не знаю, перешло ли это имя из арабского языка, или же оно существовало в китайском языке в таком виде» [25, IV, 287–288].
Сведения путешественника, полученные без помощи переводчиков или информаторов и являющиеся продуктом его непосредственных наблюдений за жизнью, бытом и обычаями страны, не вызывают сомнений и отличаются живостью, правдивостью изложения. Поражает проницательность путешественника и умение подмечать главное среди увиденного. Ибн Баттута часто сообщает о явлениях, которые отличали ту или иную страну от его родины — Марокко. Он описывает высокое мастерство китайских художников, употребление бумажных денег, производство каменного угля, законы, оберегающие интересы иностранных купцов, посвящает немало рассказов флоре и фауне Китая.
Очень интересны свидетельства Ибн Баттуты о ремесленниках:
«На этой площади в помещениях с куполами ремесленники шьют редкостные одежды и делают оружие. Эмир Куртай сообщил мне, что там тысяча шестьсот мастеров, у каждого из которых три или четыре подмастерья, и все они рабы самого хана (императора). У них на ногах цепи, и живут они за пределами дворцов. Им разрешается ходить на рынки города, но запрещено выходить за городские стены. Каждый день они группами в сто человек предстают перед эмиром, и если не хватает кого-либо из них, то старшина, ответственный за группу, должен ответить за это. У них обычай: если кто-нибудь из них прослужит десять лет, то с него снимают оковы и ему предоставляется возможность выбора; если он захочет, может остаться на службе без цепей, если нет, то может уйти, куда захочет, в одну из стран хана (императора), но не за пределы государства. Когда же они достигают 50-летнего возраста, то освобождаются от работы и содержатся за счет казны…» [25, IV, 287–288].
Далее путешественник рассказывает «о великом эмире Куртае»:
«Куртай — главный эмир Сина… Мы гостили у него три дня, и затем он отправил своего сына с нами на канал… Его сопровождали музыканты и певцы, которые пели китайские, арабские и персидские песни. Сын эмира очень любил персидские песни. Певцы исполнили одну персидскую песню и по приказу сына эмира несколько раз повторили ее так, что я запомнил ее (слова). У песни удивительный ритм» [25, IV, 289–290].
Из приведенного отрывка ясно, что человек, не побывавший в Китае, при всем желании не смог бы придумать такие детали и поведать о них так подробно. Особенно следует отметить, что он обратил внимание на персидскую песню, которую повторяли несколько раз певцы. Ибн Баттута не знал автора слов песни, не знали его и европейские исследователи. Однако известный иранский ученый Мухаммад Казвини (ум. 1949) обнаружил, что приведенные строки являются частью газели Саади Ширази (ум. 1291) из его сборника «Таййибат» и правильный текст ее звучит следующим образом:
Ибн Баттута прибыл в Пекин в весьма неблагоприятное время. Хотя мусульманские чиновники и шейхи, проживающие в Пекине, оказали Ибн Баттуте радушный прием, однако он не мог выполнить миссию, ради которой приехал в Китай, так как во время приезда путешественника в Пекин в стране происходили междоусобные войны и монгольский хан Тогок Тимур покинул столицу. Когда беспорядки в Пекине усилились, шейх Бурхан ад-Дин Сагарчи, знакомый путешественника по Индии, дослужившийся в Китае до сана
Осенью 1346 г. путешественник покинул Пекин, по Великому Каналу спустился в порт Зайтун и направился далее обратно в Индию по тому же пути, по которому приплыл в Китай. Через сорок дней, в начале 1347 г., он прибыл в индийский порт Каулем на восточном берегу Аравийского моря, а в конце января перебрался в Каликут и намеревался оттуда отправиться в столицу ко двору Мухаммада Туглака, но вскоре переменил намерение. Сев на корабль, Ибн Баттута через 28 дней, в апреле 1347 г., прибыл в Зафар. Из Зафара путешественник отправился в Хормуз. Нигде не останавливаясь, он снова пересек Персию, посетив города Майман, Шираз, Йезд, Исфахан, Шустар и Хувайз. Из Хувайза он направился в Басру и Неджеф, оттуда в Багдад и, наконец, «ровно через двадцать лет снова оказался в Дамаске». Здесь Ибн Баттута пробыл примерно до апреля 1348 г., затем покинул город и через Хаму и Хомс доехал до Алеппо, где был в июне 1348 г. Узнав о том, что в г. Газе, куда он держал путь, свирепствует холера и «ежедневно умирают тысячи людей», Ибн Батута вернулся в Хомс. Но холера догнала его и там. Не останавливаясь, путешественник отправился в Дамаск, где эпидемия ежедневно уносила «две тысячи четыреста человек». Спасаясь от эпидемии, Ибн Баттута через Иерусалим перебрался в Египет и оттуда совершил свое четвертое паломничество в Мекку, куда прибыл в середине ноября 1348 г. Совершив хаджж, он с дамасским караваном вернулся в Палестину, а оттуда в начале 1349 г. вернулся в Каир. Решив возвратиться на родину, Ибн Баттута в апреле 1349 г. отплыл в Тунис. Но в море напали корсары, отняли их корабль, и путешественник на небольшом суденышке добрался до Сфакса, а оттуда по суше поехал в Тунис, где был принят султаном страны Абу-л-Хасаном ибн Аби Саидом ибн Абд ал-Хакком. Затем Ибн Баттута побывал на острове Сардиния, а в ноябре 1349 г. уже прибыл в Фес ко двору правившего там султана из династии Маринидов Абу Инана (1348–1358), где был принят с большим почетом.
Скитания Ибн Баттуты, однако, на этом не кончились: навестив могилу своей матери в Танжере, он через Гибралтар проехал в Южную Испанию, остававшуюся еще под властью арабов, выполняя поручение султана, о содержании которого в «Путешествии» не сказано. Он посетил города Ронду, Малагу и Гранаду и вернулся также через Гибралтар. Но уже 18 февраля 1352 г. он отправился по поручению Абу Инана в гораздо более сложное и длительное путешествие по Африке. Через Сиджилмасу он проехал до Тимбукту в недавно исламизированное государство Мали. На обратном пути, осмотрев медные рудники Тагадда, 12 сентября 1353 г. с караваном работорговцев он двинулся в очень трудное путешествие через оазис Агадес и с большими лишениями холодной зимой перевалил хребет Атласа и вернулся в Фес[10].
Рассказы путешественника произвели на султана Абу Инана и его приближенных большое впечатление, и он велел придворному историку и писателю Ибн Джузаййу ал-Калби, хорошо владевшему «высоким слогом», записать рассказы и воспоминания Ибн Баттуты и обработать их в виде отдельной книги. Мы не знаем, когда Ибн Баттута и Ибн Джузайй приступили к работе. Точно известно лишь, что запись и обработка рассказов путешественника были закончены в феврале 1356 г. [25, IV, 451].
О последних годах жизни Ибн Баттуты мы располагаем весьма скудными сведениями. До сих пор точно неизвестна даже дата его смерти.
Как явствует из слов Ибн Джузаййа в заключении книги, после возвращения из путешествия в Западную Африку Ибн Баттута был зачислен в штат придворных ученых. В Фесе он, по-видимому, собирался жить при дворе. Однако вскоре после окончания работы над книгой Ибн Баттута лишился своего покровителя (Абу Инан умер в 1358 г.) и, судя по сообщению автора «Дурар ал-Камина», провел свои последние годы в должности судьи в провинциальных городах Марокко [47, III, 424]. Как правило, в большинстве исследований европейских ученых датой смерти Ибн Баттуты считается 1377 г. [107, 420]. Однако нам не удалось выяснить, из какого источника установлена эта дата. Насколько нам известно, единственным источником, в котором содержится упоминание о последних годах жизни путешественника, является тот же биографический словарь Ибн Хаджара ал-Аскалани. Ссылаясь на Ибн Марзука, Ибн Хаджар отмечает, что Ибн Баттута был жив еще до 770/1368-69 г.
По некоторым сведениям, Ибн Баттута похоронен около Танжера, где показывают «могилу святого сиди Ахмеда ат-Таньи», которая, возможно, и является его могилой [149].
Путешествия Ибн Баттуты были подвигом, но вместе с тем тяжелым, изнурительным трудом, требующим не только огромной физической и моральной выносливости, но и гибкости, умения приноровиться к обстоятельствам. Весь жизненный путь этого человека неразрывно связан со странствиями, изложить его биографию вне путешествий представляется почти невозможным. Какова же была цель этих странствий, ставших делом всей его жизни? Сам Баттута избегает рассуждений о собственной личности, своих побудительных мотивах, эти сведения приходится по крохам извлекать из ткани его повествований.
На первый взгляд может показаться, что он ставит перед собой практические цели — совершить паломничество в священные города и благодаря этому завоевать авторитет у современников, или прослушать лекции по законоведению и получить право преподавать один из сборников хадисов, как это было в Дамаске в 1305 г. [25, I, 248], или удостоиться подарков от правителей или влиятельных людей той или иной страны, которыми его не раз награждали, и т. д.
Не оставались без внимания и рассказы о сказочных богатствах Индии, привлекавших и Афанасия Никитина, и средневековых европейцев, и Ибн Баттуту, впервые услышавшего в Мекке о сказочной щедрости индийских государей.
Однако не это было основным. Очевидно, Ибн Баттута, как и многочисленные путешественники Востока и Европы на заре эпохи Возрождения, принадлежал к когорте первооткрывателей-землепроходцев. Этих людей влекли в путь не столько сами по себе экономические и политические причины, сколько обусловленная ими жажда познания. Мир становился все шире, и немалая заслуга в этом принадлежала именно путешественникам.