Я почти смеюсь, но не над ней, а потому, что целовать ее было настолько невероятно, что я могла бы подождать и несколько месяцев.

– Да, конечно, – говорю я. – Повременим столько, сколько захочешь.

Она улыбается, сияя, радостнее, чем я когда-либо могла представить, и целует меня еще раз, и след от этого легкого поцелуя надолго остается на моей губе.

– А теперь, – говорит она, – как бы сильно мне ни хотелось и дальше тебя целовать, нам нужно решить несколько насущных вопросов.

– Конечно, – говорю я, пока реальность медленно просачивается обратно, как бы сильно мне ни хотелось от нее отвернуться. – Ты убила Тимса. Это, возможно, будет проблемой.

Она бросает взгляд на свои руки.

– Он собирался навредить тебе.

– Я знаю. Это твой первый раз?

– Да. – Ее голос холоден, такой отчужденный холод, когда пытаешься сдержать чувство в себе. – Не могу сказать, что мне понравилось.

– Мне жаль. – Я беру ее руку и целую ее. – Они скоро найдут тело.

– Знаю. Именно поэтому я написала кое-что рядом на стене, помнишь? – спрашивает она, и мне кажется, что помню. Я была так потрясена произошедшим, что даже не обдумала это, но она правда написала что-то его кровью. – Я написала «Власть Ледяных волков». – Она произносит это так, будто мне это о чем-то говорит, но замечает непонимание на моем лице. – Это группа сепаратистов из Велкшена.

– А они тут как причастны?

– Никак, – отвечает она. – Но, надеюсь, это отправит Абердина по ложному следу и отвлечет его. – Затем она поворачивается ко мне, в подозрении приподняв бровь, словно внезапно вспоминая, как мы здесь оказались. – А что именно ты делала в кабинете Абердина? Зачем украла мой ключ?

– Я… ох… я хотела… – запинаюсь я, потому что сразу понимаю, как плохо это прозвучит. Однако выхода нет, и, кроме того, я устала лгать. Поэтому я рассказываю ей правду, правду о том, что случилось с Фил, что случилось с Десмондом, чем мне угрожал Абердин. Я говорю ей о том, что собиралась делать.

Она пристально и долго смотрит на меня, молчание тянется бесконечно. Она зла, злее, чем я когда-либо ее видела, ее губы скривились, а брови хмурятся.

– И это все? – требовательно спрашивает она. – Ты собиралась просто взорвать себя? Бросить свою миссию? Бросить меня?

– Я… просто… я больше ничего не могла сделать…. – Я вздрагиваю и отворачиваюсь. Здесь меня осуждали и другие, но она первая, кто осуждает меня, настоящую меня, и это ужасно. – Я не смогла придумать другого выхода. Это казалось невозможным.

– Ты идиотка, – говорит она с усталым вздохом, а затем слегка улыбается, и я чувствую облегчение, как прохладный ветерок в знойный день. – Проникнуть в Блэкуотер казалось невозможным, пока ты этого не сделала. Выиграть в первом испытании казалось невозможным, пока ты этого не сделала. И ты хочешь все бросить? Победу в игре, месть Мариусу и Абердину, свержение режима Волшебников? Все это невозможно только до тех пор, пока ты этого не сделаешь.

– Пока мы этого не сделаем, – произношу я и сразу же верю в это. Марлена дарит мне чувство перемен, трансформации, перерождения. С ней я сильнее, чем когда-либо. – Ты со мной?

Ее взгляд встречается с моим.