– Людям нужны дома. Мы построили их быстро. И некрасиво.

– Не так уж и некрасиво, – соврал я.

– Да ладно, – рассмеялась она. – Дома ужасные, чего нельзя сказать о людях, которые в них живут.

Я посмотрел на ее шрам:

– Верю тебе. Тогда мы пошли. Спасибо.

Я протянул ей руку. На этот раз она ее пожала. Ее рука была твердой и теплой, как нагретый солнцем гладкий камень.

– Благослови тебя Господь.

Я посмотрел на нее. Похоже, она говорила совершенно искренне.

Магазин Пирьо располагался в подвале одного из домов. Внутри было темно, а сама хозяйка не появилась, пока Кнут трижды не проорал: «Пирьо!» Она оказалась большой и круглой, на голове у нее был платок. Она произнесла писклявым голосом:

– Jumalan terve.

– Прошу прощения? – сказал я.

Она повернулась в сторону Кнута.

– Благослови тебя Господь, – перевел мальчик. – Пирьо говорит по-фински, но она знает, как ее товары называются по-норвежски.

Товары располагались позади прилавка, Пирьо доставала их по мере того, как я заказывал. Мясные фрикадельки «Йойка» в банках, консервированные рыбные котлеты, колбаса, сыр, пшеничный хлеб грубого помола.

Пирьо складывала стоимость товаров в уме, потому что, когда я закончил, она просто написала на бумажке цифру и показала ее мне. До меня дошло, что мне надо было достать несколько купюр из пояса с деньгами, прежде чем заходить в магазин, а поскольку в мои намерения не входило оповещать всех о том, что я разгуливаю здесь со значительной суммой денег, примерно со ста тринадцатью тысячами крон, я повернулся спиной к Пирьо и Кнуту, подошел к стене и расстегнул две нижние пуговицы на рубашке.

– Здесь нельзя писать, Ульф, – сказал Кнут.

Я повернул к нему голову и посмотрел на него.

– Это я пошутил, – засмеялся он.

Пирьо жестами показала, что не может дать сдачу со стокроновой бумажки, которую я ей протянул.

– Все в порядке, – сказал я. – Оставь себе на чай.