Параскева не стала ждать, пока ее оделят, сама юбку скрутила, как надо, и пошла потеха. Тарасюк женщин в плуг запряг, кнутом щелкнул.

— Но-о-о! — кричит. — Пошли, залетные! Пашите воду, чтобы из тучи к нам на поля вернулась.

Бабы в речку вошли, вода пошла брызгами, тут и самый серьезный рассмеется. Параскева с Алкефой хохочут, рвут плуг по дну, взбивают воду босыми ногами, мелкие рыбки из-под ног шарахаются, лягушки в разные стороны прыгают, квакают оглушительно, водоросли на плуг наматываются, ил со дна поднимается. Тарасюк сзади плуг придерживает, кнутом по воде щелкает, на «лошадок» строго прикрикивает. «Такие-растакие, немазаные — сухие! Пашите шибче, а то до осени всходов не дождемся!» На берегу парни с девками балалайку притащили и тут танцы устроили. Шуметь на них не стали, многие присоединились: кто частушки поет, кто лаптями по земле топочет в плясовой. Прямо не обряд по вызову дождя, а цельный праздник получился.

Но тут со дна самого глубокого омута поднялся водяной, сам страшный, вместо волос, усов и бороды водоросли длинные, выкатил на всех глазищи огромные, таращится осуждающе.

— Что это вы тут расшумелися?! Всю рыбу мою распугали, пол реки перебаламутили, лягушки от страха икру выметали преждевременно, русалки под коряги попрятались и трясутся, бедняжечки. Прекратите сей же миг безобразничать! Разве не знаете, что глупые игры на воде добром не кончаются?

— Прощения просим, водяной-батюшка, — поясно поклонился Тарасюк. — Мы же не со злого умыслу, а по необходимости.

На берегу плясать перестали только взрослые, подошли поближе, прислушались к разговору. «Лошадки» тоже встали до окончания переговоров. С водяным кто же ссорится? Молодежь же, знамо дело, уймется, когда выдохнется или дракон мимо пролетит и огнем пыхнет: знай себе песни поют, на балалайке тренькают да пляшут — скачут и смеются.

— Ты что буробишь, человек? Седина в усы, а все детство в филее играет? Какая такая тебе надобность с плугом в речку лезть? С пашней, что ли, с пьяных глаз попутал? Баловство одно на уме, тут и думать нечего, — ярился водяной, тряся бородой.

— Так нам дождя надобно, — развел руками дед. — Без него земля не родит, это всем известно.

— Известно, говоришь? — недобро прищурился хозяин вод, пошуровал рукой где-то под водой, извлек из глубин большую сучковатую палку, потряс ею угрожающе и возвестил многозначительно: — А вот я сейчас покажу вам, где раки зимуют! Век меня помнить будете, а забывать станете, так я всегда рад память вашу улучшить.

Параскева с Алкефой поняли, что прошел черед переговоров — сейчас их будут бить, и рванули так, что чуть лемех не сломали. Тарасюк замешкался, схлопотал палкой по спине, охнул и помчался чуть ли не впереди своей пары. Женщины бросить плуг не догадались, с визгом выскочили на противоположный берег, дернулись туда-сюда, заскользили по глинистой почве обрыва.

— Быстрей! — благим матом верещала Алкефа, которой удрать от преследователя было делом чести.

Кокетливую селянку, чей глубокий вырез служил вечным искусом для мужского населения, женщины собирались бить по три раза на неделю, и если бы не быстрые ноги, ходить бы ей вечно в синяках.

— Куда уж быстрей, заполошная? — Параскева даже в сложной ситуации головы не теряла. — Видишь, берег крутой да скользкий. Не подняться нам наверх.

Алкефа обернулась, с ужасом обнаружила настигающих Тарасюка и грозного водяного, размахивающего палкой, как ветряная мельница крыльями при хорошем ветре. Взвизгнула, развернулась, дунула обратно, не рассматривая, успевает ли Параскева или нет. Жена головы была женщиной сноровистой, вмиг сориентировалась. Проскочили мимо опешившего водяного и поволокли плуг обратно на тот берег. Тарасюк развернулся, получил знатного пинка для скорости и помчался следом. Водяной издал душераздирающий вопль, заставивший всех речных чаек попадать в воду оглушенными.

Параскева с Алкефой бодро достигли другого берега, но ни «пахарь», ни водяной не отставали — дышали в затылок. Женщины взвизгнули и снова метнулись в воду. Так они и бегали туда-сюда под потрясенными взглядами односельчан. Молодежь сначала подивилась на игры взрослых, а затем свое веселье продолжила.

Первым устал водяной. Метнул вслед Тарасюку палку сучковатую, угодил прямо в темечко, да, видно, сильно устал или череп деда был тверже, чем думалось. Палка шлепнулась в воду, поплыла себе по течению, лишь слегка примяв полуседые волосы. Водяной упал следующим, погрозил кулаком селянам.

— Вот придете ко мне за рыбкой! Я уж вам в сети тины накидаю, не поленюсь! — побулькал злобно да под воду ушел.

Тарасюк выскочил на берег да так и упал на спину, вдыхая воздух ведрами, словно сам под водой побывал — не надышится.

«Лошадки» прогалопировали по берегу еще немного, Алкефа запнулась о выступающий из земли корень и упала на колени. Параскева споткнулась о товарку, пролетела несколько метров кувырком, увлекая за собой изуродованный плуг, и грохнулась оземь, так что дух перехватило, а перед глазами поплыли круги разноцветные.