– Но это грустная история.
Девочка поджала губы.
– Я привыкла к грустным историям.
Пожилую женщину поразила настойчивость Александры и ее слова. Она постаралась не улыбнуться: «Но эта история огорчит меня, Александра. Ты же не хочешь, чтобы я расстраивалась, не так ли?»
Девочка кивнула в знак согласия. Гюльдане Султан медленно произнесла:
– Я даю тебе слово, однажды я расскажу тебе историю Айше. Даю слово. Хорошо?
Ответом опять служил кивок головы.
Гюльдане Султан в тот же день приказала перевести Александру из комнаты для служанок в собственные покои. Там ей выделили комнату. Выделили и татарскую служанку, чтобы она ухаживала за девочкой. Мерзука была на семь лет старше Александры. Она не была дурнушкой, но и красивой назвать ее было нельзя. Однако девушка была мастерица на все руки. Начиная с того дня Гюльдане Султан, супруга крымского хана Менгли Гирея, Ай Бала Хатун и Мерзука принялись делать из русской девочки, пережившей в юном возрасте столько бед и страданий, настоящую дворцовую госпожу. Девочка схватывала все на лету, запоминала все мгновенно.
Теперь Тачам Нойон часто приезжал ее навещать. Сидя друг напротив друга, они часами болтали о том о сем.
По мере того как проходили месяцы, дикарка, готовая при каждом удобном случае наброситься на первого встречного, превратилась в милую девочку, которой было легко и спокойно, которая уверенно шагала по дворцовым коридорам, шаркая ногами в тапках, и могла засыпать градом вопросов любого, даже самого крымского хана Мехмеда Гирея.
И однажды дворец наполнился смехом, напоминавшим журчащий ручей. Александра, которую никто никак не мог развеселить с того дня, как ее привезли, несмотря на всю нежность и заботу, бегала по саду за бабочками от цветка к цветку, размахивая полами чепкена[26]. Следом за ней с трудом поспевала Мерзука, кричавшая ей вслед: «Стой, сумасшедшая девчонка, стой!» Гюльдане Султан позвала невестку: «Смотри, дорогая Ай Бала, мать моих внуков, жена моего сына, – говорила она, – я этого уже не увижу, но ты увидишь. Дочери моей, Айше, не выпала такая судьба, но эта девочка однажды получит все. Когда я умру, ты будешь заботиться о ней. Будешь заботиться, как о моей дочери».
В тот день Александра впервые с радостью побежала в раскрытые объятия пожилой женщины. В тот день она впервые восхитилась походкой крымских женщин. Ноги их были скрыты длинным, до пола, подолом. Они ходили маленькими шажками и почти на цыпочках, и казалось, что они не идут, а скользят. Теперь Александра тоже носила длинную одежду, волочившуюся по полу. И хотя она пробовала много раз ступать, как они, у нее не получалось. Она никак не могла ходить, не придерживая подол.
VI
Гюльдане Султан напомнила Александре о данном слове.
Мать султана сидела на своем роскошном седире. За окном стоял сильный мороз. Собирался пойти снег. Несмотря на тепло, разливавшееся из очага, в который служанки постоянно подбрасывали дров, комната так и не прогрелась. Ай Бала Ханым укрыла колени свекрови огромной шкурой. Александра тоже сидела на большом тюфяке перед седиром. «Ну что, Александра, – вздохнула пожилая женщина, нарушив тишину, – а теперь расскажи нам обо всех приключениях, которые ты пережила с Нойоном».
Александра обо всем рассказала. О том, как ее украли, о том, как погибли женщины, пытавшиеся спастись, о том, как она спасла Тачама. Гюльдане Султан и ее невестка слушали, затаив дыхание, с широко раскрытыми от волнения глазами.
Гюльдане Султан были знакомы страдания пленницы. Когда османский падишах Мехмед Фатих забрал их с мужем Менгли Гиреем из Крымского ханства и пленниками отвез в Стамбул за неповиновение Османам, она хлебнула изрядно. Конечно, в их распоряжение предоставили и особняк, и слуг, и служанок, но плен оставался пленом. Если бы они не побывали в плену у Османов, разве отдала бы она свою дочь Айше этому Селиму, глаза которого ей так не понравились.
Она взяла руки девочки в свои.
– Ты наверняка очень боялась.
– Да, боялась.