Книги

Хватай Иловайского!

22
18
20
22
24
26
28
30

Жеребец хлестнул меня хвостом по ладони, и я с его спины полез на ажурную кованую ограду. С шашкой это не слишком удобно, но, с другой стороны, будь у меня старая дедова сабля с тяжёлой гардой и железными ножнами, вообще бы замаялся. В саду было тихо, надеюсь, сторожевых псов у них на ночь с цепи спускать не принято. Шёл осторожно, внимательно глядя по сторонам и шугаясь каждого кустика. Вампиры, они, гады, себя благородными манерами особо не перегружают — как бросятся на спину без предупреждения и давай душить! Лишняя осторожность лишней не бывает.

Пару раз натыкался на садово-парковые скульптуры. В обоих случаях греческие музы Талия и Мельпомена, с высокими причёсками, округлыми коленями и голой грудью. Чувствовалось, что граф Воронцов человек образованный, в европейских музеях бывал и культурным уровнем не обижен. Нужное окно на втором этаже тоже отыскалось быстро. Дочь губернатора, как и большинство провинциальных барышень, предпочитала почивать с открытыми ставнями, а рядом с подоконничком свечку ставить. И не задует, и милому воздыхателю сигнал подать можно — дескать, готова к любовной серенаде. Правда, играть под окном на гитаре или балалайке в наших поместьях не принято, но поболтать, стишки почитать шёпотом, повздыхать волнительно, розу на подоконник закинуть — это запросто. Я выбрал себе удобную позицию за стволом старой яблони и присел на траву. Долго ждать не придётся, уверен…

— Здрасте вам, свет Маргарита Афанасьевна, — тихо пробормотал я, когда к окну шагнула девичья фигура в белых ночных одеждах. — Что ж, так полуночничаете или ждёте кого?

Младшая дочка графа Воронцова элегантнейше присела бёдрышком на подоконник и поставила рядышком горящую свечу.

— И как могло случиться, милая Маргарита Афанасьевна, что ждём мы с вами одного и того же горбоносого красавца в манишке? Только вот, боюсь, с разными целями…

Меж тем на самом верху, у резного флюгера, мелькнула неясная тень. Послышались осторожные, крадущиеся шаги, лёгкий перестук штиблет по черепице. А я-то, грешным делом, думал, он по земле пойдёт. Высокая фигура, закутанная в чёрный плащ с алой подкладкой, перегнулась через крышу, с необычайной ловкостью спускаясь вниз головой. Причём самое поразительное, что плащ с него не падал, как будто бы приклеенный.

— Маргоу… Маргоу-у…

— Ах, кто это? — благородным образом встрепенулась девица Воронцова.

— Это яу… Несчастный, сражённый вашей красотоуй прямо в сердце! Мечтающий об одноум…

— О чём же? Право, не понимаю вас…

— О поцелуе, Маргоу. — Мерзавец спустился ещё ниже, так что его смазливая морда зависла над наивным лобиком Маргариты Афанасьевны.

— Что вы такое говорите? — кокетливо улыбнулась она, не сводя глаз с его пылающих очей. Умеют всё ж таки эти румыны без мыла в душу влезть.

— Один поцелуй, один глотоук воды умирающему от жажды…

— Но я вас даже не знаю. Вы приходите третью ночь, говорите странные слова о душевных томлениях, о разбитом сердце, о муках любви и уходите с рассветом. Мне давно бы надо всё рассказать папеньке…

— Что ж вы не рассказали ему, Маргоу?

Вот и у меня, кстати сказать, тот же вопрос. Как моего заслуженного дядю вокруг фонтана с завязанными глазами в прятки играть заставлять — тут мы умница! А как честно сказать родителям, что ко мне, мол, ночью незнакомый хмырь с карпатским акцентом на поцелуй набивается, — тут мы молчим-с?!

— Всегоу один, Маргоу… один… невинный… — Негодяй прополз по стене ниже и лизнул оголившееся плечико девушки.

Последовавшая за этим звонкая пощёчина приятно удивила меня и неприятно — вампира!

— Что вы себе позволяете?! Я сейчас нянечку позову! Ня-ня-а…

Возмущённый крик девушки оборвался уходом в обморок, когда эта клыкастая тварь показала ей своё истинное лицо. Его глаза вспыхнули алым, страшные челюсти разомкнулись, рот ощерился в хищной улыбке, а когтистые пальцы сжали шейку чудом не выпавшей из окна Маргариты Афанасьевны.