— Ставь бао-хэ-цзы!

Поднялся шум.

— Он — хулацзы, он не имеет права играть, — кричали молодые.

— Нет, — отвечали более опытные, — Сяо-эр прав! Хулацзы не может играть на деньги и вещи, которые принадлежат хозяину, а тело и жизнь его принадлежат ему самому. На них он может играть. И именно этими ставками он может отыграть себе свободу… Сяо-эр правильно играет, а вы, молодежь, не знаете правил игры!

Чжан знал, что Сяо-эр ничем не нарушил традиций игры, кто знает, когда и кем установленных. Он медлил, чтобы ослабить своего противника, но окружающая толпа, убедившись в правоте его партнера, кричала ему:

— Ставь банковку, Чжан, ставь скорее!

Чжан видел, что его ненавистный враг, которого он считал уже находившимся в его власти, готов ускользнуть от него, но выбора не было и Чжан, перевернув в коробке внутренний стержень, поставил ее на скатерть.

Сяо-эр с размаха, обрызгав кровью Чжана, положил кусок своего мяса на линию, отделявшую цифру 3 от 4. Очевидно, он полагал, что его враг не переменил положения столбика, и хотел, так сказать, психологически поймать его.

Воцарилась снова мертвая тишина.

Чжан поднял крышку… и из грудей всех окружающих единодушно вырвался крик:

— Хао! Хэнь хао! (Хорошо, отлично!)

Сяо-эр поймал Чжана; «красное» смотрело на цифру 3…

— Свободен, свободен, не хулацзы, — радостно говорили все, обращаясь к молодому китайцу и невольно симпатизируя ему.

— Ну ладно, убирайся, — с деланным спокойствием проговорил Чжан, — я кончаю игру.

— Нет, стой, — крикнул Сяо-эр, — ты кончаешь игру, да я-то не хочу кончить… Я ведь еще в проигрыше!

Толпа сразу затихла, предчувствуя что-то неожиданное.

— Да, да, верно, — раздались голоса, — Чжан не имеет права первым прекратить игру!

Чжан почувствовал, что не может ни на кого опереться. Ему не было другого выхода, как продолжать игру.

— Что же ты поставишь? — спросил он.

— А вот увидишь, — отвечал Сяо-эр, крепко прижимая отрезанный кусок мяса к ране, чтобы задержать кровотечение.