- Он не кретин, а вот ты... На, держи.
- Кто? Кто я?!
- Не заводись. Сам, небось, знаешь, лекции слушал. Молодежь резка и склонна к категоричным суждениям. А кто у нас молодежь? Ты, Дим, у нас эта молодежь и есть. Румянцев просто
Когда все это было? Тысячу лет назад? Да нет. Четыре года. Пять. Тогда, хоть и не сказав этого, Толик был согласен с Румянцевым - ну не могло быть все так плохо, как Димка описывал. Зато сейчас он наблюдал, как воздушные замки былых фантазий истлевают, рассыпаясь пылью.
- Глубина меняется, Вика, - выдавил он. В горле словно застрял, мешая говорить, колючий ком. - Она меняется у нас на глазах. Глубина, та глубина какую мы знали и любили, умирает. Вспомни, когда ты впервые сюда пришла. Вспомни.
- Сюда? Двенадцать... Нет, тринадцать лет назад. Мне было тогда пятнадцать, десятый, кажется, класс школы. До этого я год гуляла по глубине, но понемногу, было очень дорого, а потом папа, он тогда еще был жив, устроился работать в крупный банк и нам домой провели выделенную линию - бесплатное подключение. И я, - Вика чему-то улыбнулась, вспоминая. - Я однажды наткнулась на это место.
Кафе "Гинза". В центре столика, застеленного тонкой белой скатертью, стояла пепельница погребенная под трупиками умерших окурков. Короткие, темно-оранжевые фильтры, пепел и грязь. Табачный дым клубившийся в воздухе настолько реален, что слезились глаза. Толик курил одну сигарету за другой, желтыми от никотина пальцами вытряхивая их из бело-красной пачки с надписью "Malboro".
Это заведение, крохотное и неприметное, знал и Толик. И ему здесь нравилось. В глубине так легко потеряться, что когда у двух людей находится что-то общее, то это сразу сближает.
- Хорошо здесь, правда? - Анатолий огляделся. - Кажется, что таких заведений в Диптауне - сколько угодно, разве что бесплатное пиво здесь получше, чем в большинстве других, но ты часто сюда заходишь... Можешь мне сказать почему?
- Здесь уютно.
- Здесь
- А вот тут ты ошибаешься! Вон там, посмотри.
Анатолий даже не повернул головы. Он и без того уже заметил плоский черный прямоугольник на стене, словно намеренно копирующий старые интернетовские баннеры. Вспыхивающая неоновым светом надпись "DeepRunner" - название рекламируемого фильма, хита сезона, снятого Люком Бессоном. Название да несколько полуразмытых образов - лица голливудских кинозвезд, одетых в нечто нелепо-футуристическое, по мнению режиссера - в типичную одежду таинственных дайверов.
- Да. Об этом я и говорю. Даже здесь, это дерьмо! - Дипзайнер скрипнул зубами. - Они выживают нас, они меняют глубину по своему усмотрению, перекраивают ее на свой лад.
- И ты с ними не согласен? Тебе не нравится реклама и ты из-за этого так психуешь?
- Не в рекламе дело. Реклама - это только симптом. Глубина больна и она умирает, Вика.
Девушка задумчиво барабанила пальцами по столешнице, отстукивая какой-то, не узнанный Толиком, ритм.
- Многие с тобой не согласятся. Реклама - это лишь внешний атрибут. Что плохого в коммерции? Диптаун вырос только потому, что кто-то делает здесь деньги. Не будет денег - не будет и Диптауна. Не будет глубины, вообще ничего. Не лучше ли смирится?
- Вначале глубина была не более чем сплоченным братством энтузиастов, - сказал Толик. - Люди рисовали дома и улицы, собирали виртуальность по кусочкам, как мозаику, и никто из них не требовал за это денег. Появились маленькие магазинчики, потом питейные заведения, притоны, публичные дома, казино. Сюда, в глубину, начали переносить офисы крупные софтверные компании, пришли страховые компании, банки, юридические фирмы - сначала крупные, потом те, что помельче и вот сюда уже переселяются государственные органы, представительства общественных организаций, движений, партий.
- Ты забыл сказать еще про фанатов кино- и рокзвезд, болельщиков футбольных команд. Видел, кто-то написал "Спартак - чемпион!" рядом со входом в кафе? Вон уже и копы трудятся, надпись оттирают, - девушка кивнула в сторону окна. - Да, глубина становится все больше и больше похожа на реальный мир, но это естественный процесс, с этим ничего не поделаешь. Да и места здесь хватит всем.