– Вы ко мне, товарищ?
Знакомый по кинохроникам голос вернул Романа в незнакомую реальность.
– Разрешите высказать некоторые соображения. Вопрос важный. Не для наркомнаца, но для члена ЦК.
На худом, покрытом оспинами лице мелькнула гримаса недоумения. Подергав усом, нарком раскурил трубку, присел на край заваленного бумагами стола и произнес доброжелательно:
– Садитесь, товарищ, представьтесь и постарайтесь изложить свой вопрос быстро и четко.
– Ничего, я пешком постою, – подражая грузинским идиомам, пошутил Роман, одновременно показывая члену правительства свою матросскую книжку. – Я в морском батальоне вроде агитатора, подразделение сейчас устроило привал в парке перед Смольным и готовится к марш-броску на Ставку.
– Поторопитесь, эшелоны вечером начнем отправлять. – Нарком попыхтел, наполнив комнату густым махорочным дымом. – Вы большевик?
– Сочувствующий, товарищ Сталин. Работы товарища Ульянова читал, Маркса и Энгельса тоже, ваш «Марксизм и национальный вопрос». Полностью поддерживаю большевистскую платформу. Правда, «Капитал» не осилил, но готов бить буржуев до полной победы мировой революции.
– Прекрасно… ну вы продолжайте.
– Товарищ Сталин, в частях, которые отправляются на захват Ставки, слишком много анархического элемента. Многие матросы натерпелись от офицеров за годы службы и готовы без разбору стрелять и бить штыками каждого, на ком увидят погоны. Крыленко не сможет удержать эту стихию, да и сам он офицеров ненавидит.
Он постарался объяснить, что новые убийства, повторяющие вакханалию послефевральского кошмара, напугают и озлобят офицерство, немалая часть которого не питает ненависти к новой власти. Как следствие, военная каста сплотится вокруг реакционных авантюристов типа Корнилова, Алексеева и Краснова, начнется гражданская война, неизбежно взбунтуются национал-сепаратисты, чехословацкий корпус и польский легион, перейдут в наступление немцы и турки, а жалкие ошметки разложившейся царской армии не способны даже защищаться.
– Центральный комитет и Совнарком видят эту опасность, – сухо сказал Сталин. – Что вы предлагаете?
– Будет лучше, если в Могилев вместе с главкомом Крыленко поедет авторитетный партийный руководитель. Спокойный и рассудительный товарищ, способный контролировать эсеро-анархическую толпу. – Роман криво усмехнулся. – Как я понимаю, для этого недостаточно ораторских способностей, нужен надежный отряд красногвардейцев…
Он осекся под тяжелым взглядом будущего диктатора. Поигрывая погасшей трубкой, Сталин пристально рассматривал непрошеного советчика, затем спросил, медленно и четко, словно русский язык давался ему с усилием, выговаривая слова:
– Значит, вы, товарищ Мамаев, не верите в революционную сознательность? – Он понимающе улыбнулся. – Я могу понять вашу тревогу. Лучшие кадры моряков Кронштадта уже отправились на разные фронты, хотя гражданская война еще не началась. Кого же мы имеем сейчас в Кронштадте? Мы имеем тех моряков, которые не слишком рвались сражаться за революцию. Мы имеем сейчас в Кронштадте разбойно-анархический элемент, который предпочитает убивать и грабить, но не сражаться за свободу трудового народа. К сожалению, мы уже вычерпали из Кронштадта лучшую часть человеческого материала, и оставшийся материал может представлять опасность для революции. Я правильно понял ваш первый вопрос – вопрос о ненадежности некоторых матросских и солдатских отрядов?
Энергично кивая, Роман подумал, что нарком сформулировал эти выводы не в последнюю минуту и вовсе не с его подсказки. Наверняка некоторые дальновидные прагматики из большевистской верхушки сами сообразили, какого джинна выпускают из ящика Пандоры. Бессмысленно-беспощадный бунт прольет немало крови, прежде чем образумятся опьяненные призраком свободы миллионные толпы.
– Именно так, товарищ Сталин. Совершенно точный анализ политической ситуации. Причем анархо-бандитский элемент будет убивать и грабить, прикрываясь ультрареволюционными лозунгами. А если власть проявит твердость и попытается навести дисциплину, в ответ раздастся вой: дескать, большевики предали революцию, душат свободу, а потому даешь Советы без коммунистов.
Нарком неожиданно развеселился и сказал, посмеиваясь:
– Вы интересно выражаетесь, товарищ Мамаев. Ультрареволюционный… где вы нахватались таких словечек… – Он покачивал головой, но лицо уже было серьезным. – Вдобавок изрекаете пророчества, как дельфийский оракул.
– Намекаете, что меня ждет судьба Кассандры? – Через двадцать лет никто Сталину такого сказать не посмеет, но сегодня можно было рискнуть. – Не забывайте, что сама Кассандра пострадала меньше, нежели те, кто не верил ее предсказаниям.