Если не ошибаюсь, аналогичные подарки получили и лидеры сверхдержав, а получив, задумались, а подумав, решили, что старые доктрины нужно ломать. Ну и естественно, строить новые. Сатангам добавилось работы. После долгих и утомительных консультаций было решено действительно распустить армии. А там, очень может быть, и от оружия удастся избавиться, благо, имелись некоторые соображения на сей счет. Доблестные стратеги наши и тактики покорились, но не думаю, чтобы смирились; во всяком случае, возникла масса ворчливых ассоциаций… Хотя Господь свидетель, что на размеры пенсиона жаловаться ни тактики, ни стратеги не могли.
Люди же, в высокой политике не искушенные, веселились. От добра они искали добра, и еще добра, и еще. И всегда находились услужливые доброжелатели, готовые за вполне умеренную мзду предоставить все мыслимые и даже немыслимые блага. По традиции их называли «мафиози», но вряд ли справедливо, по-моему. Ведь сказать, что распоясалась именно мафия, значит ничего не сказать. Иногда трудно было уже понять, кто клиент, кто поставщик, и чем они разнятся с профессиональными
Пресса наглела беспредельно. В один прекрасный день нахальный юнец-щелкопер дошел до того, что прорвался на Авиньон и, не получив аудиенции у меня (а с какой стати?), обратился к почтеннейшему Джанбатисте, после чего тиснул гнусную статейку: «Да,
— говорит магистр». Я, конечно, предал его анафеме. А что мне, товарищи, оставалось делать?
Но кого в те дни пугала анафема? Люди отвернулись от неба, и самыми уважаемыми фигурами в обществе стали затейники. Да-да, эти шуты гороховые! И, бездумно хохоча, человечество отвернулось от пастырской проповеди, бесчинствуя на гала-концертах…
Правда, изредка и в этом бедламе находились люди, пытавшиеся мало-мальски мыслить. Я имею в виду не клир (это его долг) и неполитиков (это их работа), а ученых. Именно так. В конце концов, я, разумеется, клерикал, но не обскурант, и идеалы пресвятого Франциска близки мне так же, как идеи Джордано Бруно. Сжечь — не значит опровергнуть! Но что могли ученые? Ими пользовались, как хотели. И при этом, естественно, приказывали не лезть не в свои дела.
Итак, юдоль печали веселилась.
Мне же оставалось лишь молиться…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПЛОДЫ ЛА
1
О Господи Боже мой. Творец и Вседержитель!
К тебе взываю и к стопам твоим припадаю со скорбью, и ужасом, и отчаянием, и страхом, и болью за паству свою. Грозен Ты, и воистину страшнее многого страха равнодушие твое. Но не взыщи, и воззри на тварный мир, иже создан не по минутной прихоти, но Твоею же волей, и оттого уже достоин милости высшей; воззри и ужаснись веселию, царящему в человецех, ибо не в великом ли веселии, истоки великих печалей?
Рассказывает Аркаша Топтунов, затейник, 67 лет.
Гражданин Единого Галактического Союза.
2 июля 2115 г. по Галактическому исчислению.
Если вы думаете, что у импресарио жизнь — малина, так вы уже попали не туда; Аркаша Топтунов знает, что говорит. Тот мальчик с бульвара, что был раньше, стал уже большой, и его на мякине не проведешь. Нет хороших сезонов, нет хорошей публики и плохой публики, а есть люди, которые хочут зрелище, и они-таки имеют полное право его получить. А кто может сделать зрелище? Угадали, Аркаша! Хорошо, хорошо, я понимаю: новое время, новые моды, так было всегда и никакая молодежь не желает кушать булку без масла. Но скажите, кто нашел Ози Гутелли? А? Кем она была и что из нее стало?! А я еще помню, что ей кричали на первых концертах, и бедная девочка плакала в уборной. Не верите — спросите у самой Ози, только не забудьте сказать, что от Аркаши.
Да, конечно, я не тот, что был позавчера, и это уже факт. Сердце, печенка, пятое-десятое, и пусть у ваших врагов будет столько рецептов, сколько я сдаю в макулатуру. Но по утрам, на балконе, я смотрю на свой город и думаю: «Аркаша, неужели эта красота останется без зрелища?», а город тихо шепчет мне «Нет», и я опять тяну этот клятый воз, хотя то, что у меня есть, хватит на три остатка такой жизни, какую я имею.
И не надо, я вас очень прошу, мне говорить, что такое Земля, я лучше вас знаю: Земля — это Земля, и на Земле трудно кого-то чем-то удивить. Но этот жонглер был-таки клубничкой; «Ой, Аркаша, это что-то с чем-то», — вот что сказал я себе, когда узнал про вонючую планетку с дефективным названием — пусть те, кто там живет, его и выговаривают, меня это не касается. Мне нужно другое: чтобы было много и хорошо. А что такое хорошо? А хорошо это интересно!
…Эти картинки попались мне на глаза не будем говорить, где. Ну ладно, в моем клозете. Я еще подумал: «Откуда тут листовки?». Нет, я понимаю, на Земле листовки висят везде, но клозет — это же, простите, храм души, тут надо сидеть и тихо думать, и никаких дел. Но когда Аркаша увидел те фотографии… разве я мог уже думать тихо? Вы бы видели! — мальчики в бело-красном, и что эти мальчики вытворяли с мечами, луками и прочей дребеденью! И Топтунов сделал все, чтобы Земля это увидела.
Когда-то один наивный маленький мальчик, не будем называть имя, так вот, если этот мальчик хотел чего-то иметь, то бегал за солидными людьми по пятам и уговаривал выступить. Теперь я никуда ни за кем не бегаю; бегают за мной. Топтунов дал телекс — и эти дикие люди вообще озверели от восторга. Их Управление Культуры, или как это там называется, сразу сказало: «Да!», и предложило сто, нет — двести, нет — пятьсот солистов! Но во всем нужна мера, особенно в новинках. Я взял одного на пробу.