– Есть и еще кое-что, более огорчительное, – сказал Кевин. – Бертрам рассказал мне, что один из бонобо убил пигмея во время отлова двойника Винчестера. Это не было трагической случайностью. Бонобо бросил камень, нападая. Такого рода агрессивность больше вяжется с поведением человека, нежели бонобо.

– Вынуждена согласиться, – сказала Мелани. – Но все же это косвенные данные.

– Косвенные или нет, – вмешалась Кэндис, – но я не собираюсь держать их на своей совести.

– У меня те же чувства, – спокойно заметила Мелани. – Сегодня я весь день занималась тем, что готовила двух новых бонобо к началу процедуры по извлечению яйца. Продолжать не собираюсь до тех пор, пока мы не выясним, правомерна наша дикая идея о появлении этих протолюдей или нет.

– Выяснить будет не легко, – сказал Кевин. – Чтобы найти доказательства, кому-то придется съездить на остров. Беда в том, что разрешить поездку могут два человека: Бертрам Эдвардс и Зигфрид Шполлек. Я уже попытался переговорить с Бертрамом, и он, хотя я обратил внимание на ситуацию с дымом, четко заявил, что никому не позволено даже близко подходить к острову, за исключением пигмея, доставляющего дополнительное питание.

– Вы рассказали ему о том, что вас тяготит? – спросила Мелани.

– В нескольких словах, – ответил Кевин. – Но он понял. Я в этом уверен. Только ему знать – не нужно. Дело в том, что они с Зигфридом включены в число лиц, которые получают от проекта всякие премии и льготы. Соответственно им чертовски важно сделать так, чтобы ничто не помешало их получать. Боюсь, они настолько корыстны, что им все равно, что творится на острове. Да к корысти следует прибавить еще и психопатию Зигфрида.

– Он что, совсем псих? – спросила Кэндис. – Слухи всякие ходят.

– Каких бы слухов ты ни наслушалась, – сказала Мелани, – на самом деле все в десять раз хуже. Он – воплощенная низость и распутство. Только представь, он казнил нескольких обнищавших экватогвинейцев, когда их поймали на браконьерстве в Зоне, где он привык сам охотиться.

– Он их сам убил?! – в голосе Кэндис потрясение мешалось с отвращением.

– Зачем – сам? – горько усмехнулась Мелани. – Устроил здесь, в Кого, для этих трех браконьеров свинячий фарс под видом суда. Потом ватага экватогвинеиской солдатни расстреляла их на футбольном поле.

– И дабы сделать трагедию еще более унизительной, – добавил Кевин, – черепа расстрелянных он водрузил на свой стол и держит в них всякую всячину.

– Лучше бы я не спрашивала, – выговорила Кэндис, содрогаясь, как от озноба.

– А если обратиться к доктору Лайонзу? – задала вопрос Мелани.

– И в мыслях не держите, – засмеялся Кевин. – В нем корысти больше, чем в Бертраме. Вся эта операция – его детище. Я с ним тоже пробовал поговорить про дым. У него это вызвало еще меньше интереса. Попенял мне на разыгравшееся воображение. Откровенно говоря, я ему не верю, хотя и отдаю должное его щедрости с льготами и акциями. У него хватает ума каждому, кто связан с проектом, давать свою долю в предприятии, особенно Бертраму и Зигфриду.

– Значит, остаемся только мы, – сказала Мелани. – Давайте выясним, воображение у вас разыгралось или дело в другом. Что скажете, если мы втроем быстренько совершим путешествие на остров Франчески?

– Шутите! – воскликнул Кевин. – Без разрешения это тяжкое преступление.

– Это для местных тяжкое преступление, – возразила Мелани. – Нас это не касается. В нашем случае Зигфрид несет ответственность перед «Генсис».

– Бертрам подчеркнуто запретил посещения, – сказал Кевин. – Я сказал, что сам съезжу, но он ответил: нет.

– Ну и что, подумаешь! – хмыкнула Мелани. – Допустим он сошел с ума. И что намерен сделать, расстрелять нас? Я здесь уже достаточно давно живу, думаю, что и половины подобных гадостей не случится. Кроме того, без вас им не обойтись. Такова реальность.