– Ты не ответила на мой вопрос, Иди.

– Я даже не могу его вспомнить, – сказала она весело, но не смогла поднять на него глаза. И двинулась дальше. – Пойдем, мне нельзя опаздывать. И кажется, у меня брови обледенели.

Но его было так просто не остановить.

– Ты прекрасно помнишь: я сказал, что влюбился в тебя, и мне кажется, что ты боишься, – сказал Том, шагая рядом с ней.

– Боюсь?

– Разочаровать Бенджамина, разочаровать ваши семьи, особенно твоего отца, а еще, конечно, лишиться тех перспектив, о которых говорил Эйб. У меня, очевидно, никаких перспектив нет.

– Все вместе, – сказала она, – хотя, думаю, последний пункт большого значения для меня не имеет.

– Иди, дай мне шанс, – попросил он, забегая вперед, когда она завернула за угол… Темные ряды домов, лай одинокой собаки вдалеке и занавешенные шторами подсвеченные окна напоминали глаза, наблюдающие за ними из-под полуприкрытых век.

– Я…

– Нет, не говори ничего. Когда будешь ужинать сегодня с Бенджамином и его семьей, подумай… просто подумай об этом разговоре и о том, чего ты, возможно, не хочешь говорить.

– Я совсем не знаю тебя, Том, – сказала Иди тихим голосом.

– Ты знаешь меня, Иди, – твердо сказал он. – И ты знаешь, что я – именно тот, кто тебе нужен. У меня есть размах. Как и у тебя. Из нас с тобой получится хорошая команда. Что до моего прошлого, то я абсолютно уверен, что, будь я женат или даже просто помолвлен, я каким-то образом почувствовал бы эту связь. Или, скорее, не мог бы испытывать таких чувств к тебе. Я весь твой, если только ты этого захочешь. Выходи за меня замуж, Иди. Не раздумывай долго, просто последуй импульсу, который двигал тобой, когда ты помогла мне сбежать из больницы и пригласила домой. Он привел нас сюда… в этот момент. Наша встреча была не простым совпадением.

Без предупреждения Том подтолкнул Иди в небольшой переулок, у которого они остановились, соединяющий эту улицу с соседней. Огляделся по сторонам, прежде чем притянуть ее к холодной стене, скрытой в тени. Подождал пару секунд на тот случай, если она запротестует, но этого не произошло. Они были скрыты от любопытных глаз жителей соседних домов, и лунный свет слабо освещал половину прекрасного лица Иди. Он увидел огонь в ее глазах и понял, что она принадлежала ему.

И когда Иди открыла рот, чтобы ответить на его вызов, он не дал ей заговорить и наклонился ближе, чтобы коснуться губами ее губ – сделать то, что он хотел сделать с той минуты, когда она присела на скамейку и улыбнулась ему одному, разжигая огонь, который погас слишком давно. Она не сопротивлялась, и страх Тома рассеялся, когда он понял, что бояться не было никаких оснований. Оказалось, что разучиться целоваться невозможно.

Он утонул в этом поцелуе. Почти восемнадцать месяцев мучений в госпитале, три года, как он считал, ужаса и отчаяния в окопах – все это оказалось стерто за считаные секунды одним прикосновением Иден Валентайн, которая сначала отвечала ему робко, но вскоре доказала, что ее чувства к нему были не просто интересом или проявлением жалости.

Она ответила на его страсть, и он беспомощно закрыл глаза, почувствовав, как ее тонкие руки притянули его ближе, обхватив за шею, приглашая его в ее личное пространство. В этом поцелуе он ощутил все, что уже знал об Иди: ее щедрость, жизнерадостность, силу, мечты и, прежде всего, надежду. Она передалась от нее к нему, пока он ласкал ее теплую шею, нежные щеки, выразительные губы, отчаянно стремясь поцеловать ее, не сдерживаясь и не боясь быть увиденными.

Наконец он отстранился, и ее частое дыхание от холода сразу стало превращаться в пар, который смешивался с его дыханием, сохраняя связь между ними. Ее губы слегка опухли, что только подчеркивало их мягкость и делало их еще более привлекательными. Он видел блеск в ее глазах, когда она молча обошла его, нежно проведя рукой в перчатке по его бородатой щеке, а затем поспешила на освещенную газовыми фонарями улицу. Он снова слышал удаляющиеся шаги Иден Валентайн.

Иди едва могла дышать, убегая из переулка. Она знала, что ночь очень холодная, и все же волновалась, что ее щеки горят: от смущения, вины, стыда, но, главным образом, от страсти… от таких новых, захватывающих ощущений. Еще прошлым вечером она задавалась вопросом, каково было бы оказаться в объятиях Тома. За ужином, когда отец закрыл глаза, читая молитву, она украдкой взглянула на гостя, склонившего голову, покрытую кипой в знак уважения к вере их семьи, и представила, каково было бы ощутить его поцелуй.

Она ошибалась. Воображение обмануло ее.

Ее опыт в поцелуях ограничивался фильмами, в которых звезды на экране кинотеатра быстро чмокали друг друга или прижимались друг к другу щеками после легкого поверхностного поцелуя. Ну и естественно, поцелуями Бенджамина – сухими, короткими, мальчишескими.