Пролог

Тёмный, тесный и пыльный коридор вился, не имея ни конца, ни начала, звук шагов звучал то звонче, то глуше, с каждой минутой всё сильнее ударяя по натянутым, словно струна, нервам. Шершавые серые, по крайней мере, так казалось в мглистом полумраке, стены угрожающе сужались, потолок нависал всё ниже, неприятно царапая макушку. Казалось, сами камни едва слышно равнодушно шуршали, парализуя волю: «Не уйдёш-ш-шь, сгинеш-ш-ш-шь, заблудиш-ш-шся». Коридор резко вильнул налево, затем направо, под ногами жадно раззявила пасть коварная трещина, оглушительный крик прорезал извечную тишину каменного лабиринта и…

Герцогиня Абигайл Уитвор с диким криком села на кровати, обливаясь холодным потом и судорожно комкая липнущую к телу льняную ночную сорочку, призванную длинной, целомудрием кроя и прочностью ткани, точно броня рыцаря, защищать честь своей госпожи от грубого посягательства мужчин. Впрочем, учитывая, что три дня назад Абигайл официально получила статус лайны, то есть вдовы, честь её находилась в полной неприкосновенности. Да и раньше-то, откровенно говоря, не сильно страдала, почтенный герцог Уитвор, убелённый сединами, отягощённый не только годами, но и многочисленными заболеваниями, исцелить которые не брались уже даже самые искусные целители, искал в супруге не утоления плотских страстей, а внимательную (и бесплатную, что особенно радует) сиделку, опытную целительницу, рачительную хозяйку и приятную глазу компаньонку. При этом обязательными условиями были наличие у будущей герцогини Уитвор симпатичного личика и не оскверняющей мужской взор фигуры, подобающего благовоспитанной особе образования, дар целителя и приданое не менее десяти тысяч золотом. Последний пункт вызывал больше всего мучений у дядюшки Абигайл, который после смерти родителей девушки получил её в довесок к пусть и не очень обширным, но вполне плодородным землям, крепкому, надёжно зачарованному от обветшания и прочих бедствий замку и алмазным шахтам на севере. К искреннему облегчению дядюшки, его брат скончался, не успев оставить завещания (слуги, которые болтали, что на самом деле завещание было, в скором времени сгинули от эпидемии чёрной лихорадки), а безутешная супруга не вынесла потери и отравилась. Одно время ходили слухи, что на самом деле женщина отравилась, дабы избавиться от гнусного насилия со стороны обретшего власть родственника, но мы же не будем повторять гнусные сплетни, верно? Тем более, что ставшую сиротой племянницу дядюшка не отправил ни в глухой монастырь, ни в компаньонки к какой-нибудь вздорной старухе, а весьма успешно выдал замуж, а то, что при этом в обмен на приданое получил титул, полезные знакомства и ещё кое-какие привилегии, так это же ничего не значит.

Герцог Уитвор, прекрасно помня о том, что не скреплённый общим ложем брак может считаться недействительным, а это неизбежно повлечёт к потере приданого, первый месяц, кряхтя, охая и отчаянно потея, старательно исполнял супружеский долг, после чего три месяца отлёживался, не в силах даже голову от подушки оторвать. Абигайл терпеливо ухаживала за своим супругом, снося его бесконечные придирки, обострившуюся на фоне болезни подозрительность и даже вспышки ревности, абсолютно необоснованной, поскольку никаких мужчин, кроме самого герцога, в замке не было, а на улицу без сопровождения суровой, словно проклятая зима, горничной герцогиня не выходила. На четвёртый месяц супружества, благодаря неустанной заботе Абигайл, герцог почувствовал себя настолько хорошо, что дерзнул даже возмечтать о наследнике от молодой супруги. Взрослые сыновья герцога от трёх его прошлых браков таким отцовским чаяниям не обрадовались, старший, коему право первородства обеспечивало определённые привилегии, даже посмел цинично расхохотаться своему родителю в лицо и глумливо заявить, что герцогу должно ждать от молодой жены не детей, но внуков. Отец, само собой, вспылил, пригрозил лишить непочтительного сына наследства, но даже договорить не успел, из его рта и носа хлынула кровь. Не прошло и трёх часов, как герцог Уитвор скончался, оставив свою молодую супругу вдовой.

Сыновья герцога, алчущие поскорее добраться до батюшкиных богатств, даже не стали ждать официального завершения траура, уже на следующий день после смерти родителя без излишних церемоний препроводили его тело в фамильный склеп и упоённо начали грызню за наследство. К искреннему облегчению Абигайл о ней наследнички пока не вспоминали, но леди прекрасно понимала, что это затишье носит временный характер. И дай-то свет, чтобы её просто выставили из замка, а не сделали постельной утехой одного из, а то и всех трёх братьев одновременно! Чтобы хоть как-то обеспечить своё будущее, Абигайл написала своему дядюшке, но тот даже на чистый лист бумаги поскупился, в конце её же собственного письма скупо начертал, что судьба и самоя жизнь леди принадлежит её мужу, а после смерти оного его наследникам, а он, дядюшка более управлять ей не имеет ни права, ни желания.

Абигайл судорожно вздохнула, не без труда разжимая скрюченные пальцы и убеждая себя, что приснившееся было всего лишь кошмаром, дурным сном, отголоском тревоги за собственное будущее. Постепенно пусть не покой, но нечто отдалённо похожее на него вернулось к леди, она даже встала с кровати, чтобы налить себе воды, когда услышала в коридоре чьи-то шаги, направлявшиеся к её комнате. Быстрее весеннего ветерка Абигайл метнулась к двери и проверила щеколду. Та была задвинута. Леди бесшумно выдохнула и стараясь не шуметь, вернулась в кровать, натянула до подбородка одеяло, отчаянно молясь свету и тьме, чтобы поздний визитёр, кем бы он ни был, прошёл мимо её комнаты. Увы, похоже, у высших сил нашлись более важные дела, чем выслушивание горячих молитв молодой вдовы, шаги замерли аккурат перед дверью, а затем яростно задёргалась бронзовая дверная ручка.

— Эй, ты, — раздался громкий голос самого старшего сына герцога, лорда Роджера, — а ну, быстро открыла! Я пришёл, ик, тебя осчастливить!

Абигайл быстро соскочила с кровати, затравленно огляделась по сторонам, прикидывая, чем можно забаррикадировать вход. Увы, ничего, кроме кровати да прикроватного столика с небольшим пуфиком перед ним в спальне не было. Не переставая шёпотом горячо призывать к себе хоть какого-нибудь защитника, леди быстро придвинула к двери сначала пуфик, затем столик, а потом попыталась двинуть и кровать, когда прогремел взрыв и дверь, вместе с закрывавшей её мебелью разлетелась мелкой щепкой. В образовавшемся слегка дымящемся проёме эффектно замер лорд Роджер, в руках которого красовались большие, словно осенние яблоки, огненные шары.

— Соскучилась, крошка? — фамильярно подмигнул лорд, медленно, по одному, сгибая пальцы и впитывая пламя. — Сейчас будет жарко.

Абигайл поспешно встала так, чтобы от незваного посетителя её защищала кровать, надменно вскинула голову и холодным тоном, призванным остудить излишне горячую кровь пасынка, вопросила:

— По какому праву Вы вламываетесь в мою спальню? Извольте немедленно выйти!

Роджер пьяно ухмыльнулся, пожирая в прямом смысле слова горящим взглядом фигуру герцогини.

— А чего это, ик, мы такие строгие? Сыночек, ик, пришёл мамочке сладких снов пожелать и разделить, ик, с ней постельку.

Абигайл быстро прошептала формулу моментального отрезвления, всем сердцем надеясь, что протрезвев, Роджер всё-таки оставит её в покое. Увы, первенец герцога Уитвора был не из тех, кто отступает от намеченной цели, он лишь поморщился от головной боли и с угрозой прошипел:

— А вот за это, шлюха, ты заплатишь вдвойне.

— Ой, а что это тут такое происходит? — нарочито ласковым голоском промурлыкал Эдвин, второй сын герцога, с приторно слащавым видом заглядывая в спальню.