— Хелин, давай мы в другой раз обсудим твое плачевное положение. Сейчас мне надо вернуться в сад, обработать розы и уехать, чтобы встретиться с Мэй. Ты не возражаешь?
Сейчас она заговорила с той ледяной вежливостью в тоне, которую, как она знала, Хелин панически боялась. Действительно, старуха плотно сжала губы и отвернулась. Сейчас она отправится в свою комнату и там даст волю слезам.
Беатрис смотрела, как Хелин взбирается по лестнице на второй этаж и спрашивала себя, почему она не испытывает сочувствия к несчастному, пораженному неврозом человеку. Хелин была глубоко несчастной женщиной, и была ею всегда. Она так и не обрела душевного покоя даже в старости.
«Но у меня не получается ее жалеть», — думала Беатрис. Она ужаснулась второй своей мысли: у меня не получается ее жалеть, потому что с каждым днем я все больше и больше ее ненавижу.
2
Еще в самолете Франка поняла, что из этого путешествия не выйдет ничего хорошего. Началось с того, что она села на чужое место, а мужчина, которому оно принадлежало, отчитал ее так, словно она покусилась на его частную собственность. После этого она долго блуждала по салону, до тех пор пока стюардесса, сжалившись над ней, не посмотрела ее билет и не проводила на место. Чувствуя, что у нее вот-вот начнется паническая атака, Франка опустилась в кресло и принялась лихорадочно рыться в сумочке в поисках таблеток. К своему ужасу она обнаружила, что коробочка была почти пуста. Такого с ней никогда еще не случалось. Уходя надолго из дома, что, правда, случалось достаточно редко, она по десять раз проверяла, не забыты ли успокаивающие таблетки. На этот раз, уезжая в дальнее путешествие, она, естественно, сделала то же, но решила, что две алюминиевые полоски в коробочке заполнены таблетками.
«Как это могло случиться?» — в отчаянии вопрошала она себя. Обе полоски были пусты. У нее оставалась всего одна таблетка!
Первым побуждением было вскочить и опрометью броситься прочь из самолета. Пусть он летит без нее, она не может продолжать путь. На Гернси, то есть, за границей, она не сможет найти нужные медикаменты, не говоря уже о том, что у нее не было с собой рецепта. Но машина уже покатилась по полю, чтобы занять исходное положение для взлета. Франка поняла, что шансов покинуть самолет у нее нет. Она полетит на Гернси, и ей придется обойтись одной таблеткой.
Она, между тем, очень хорошо знала, что приступы паники накатывали на нее внезапно, исполинской волной, на бесконечно долгие, мучительные минуты погружая ее в состояние невыносимого ужаса и отчаяния. Она предчувствовала панику, нахлынувшую на нее в самолете: механизм был запущен, когда на нее накричал мужчина, чье место она заняла, а сам приступ начался, когда она обнаружила, что осталась без лекарства. Франка понимала, что приступ неминуем, но все же попыталась его избежать, сделав несколько глубоких вдохов, сопротивляясь наваливающейся на нее тяжести. Через секунду легкий хлопчатобумажный свитер насквозь пропитался потом, ноги стали ватными, биение сердца отдавалось в голове частыми тяжелыми ударами, как будто Франка только что пробежала марафон. Она начала отчаянно мерзнуть, понимая, что холод исходит изнутри и ни одна сила в мире не сможет ее согреть. Зубы выбивали неслышную дробь. Франка знала, что в такие моменты лицо ее становилось пепельно-серым, придавая ей сходство с призраком.
Но мало этого. Помимо телесных симптомов — дрожи, пота, холода и сердцебиения — Франку с быстротой лесного пожара, охватил нутряной животный страх. Она тотчас явственно услышала раздраженный нервный голос Майкла.
«Что это, черт его возьми, за страх?» Майкл постоянно задавал этот вопрос, а ей никогда, ни одного раза, не удалось внятно ответить на него.
«Это не просто страх. Это слишком бледное обозначение. Это паника! Но неопределенная паника. Чувство ужаса. Чувство невероятной муки. Чувство безысходности. Безымянный страх, которому невозможно противостоять, потому что не знаешь, откуда он берется».
«Не существует безымянного страха, — говорил на это Майкл. — Нет неопределенной паники! Человек всегда знает, перед чем он испытывает страх и от чего впадает в панику!»
«Страх это перед всем. Перед жизнью. Перед людьми. Перед будущим. Оно представляется темным и угрожающим. Это…»
Но каждый раз Франка отступала, не в силах описать испытываемое ею чувство. «Майкл, я просто этого не знаю. Но это ужасно, и я совершенно беззащитна перед этим страхом и этой паникой».
«Чепуха. Человек никогда не бывает абсолютно беззащитным. Это вопрос воли. Но ты уже давно заняла очень удобную позицию — вообще не иметь воли. В результате ты со спокойной совестью опускаешь руки и впадаешь из одного приступа паники в другой».
Она явственно слышала его голос — беспощадный, словно молот, вгоняющий гвозди в ее мозг. Тем временем самолет выкатился на взлетную полосу, взревели двигатели, и машина понеслась по бетону. Франка тщетно пыталась овладеть собой.
Таблетка… Франка знала, что стоит ее принять, как приступ уляжется через минуту, но потом таблеток больше не будет. Действие лекарства продолжается от пяти до шести часов, а покинуть Гернси она сможет только послезавтра.
— Вам плохо?
Голос соседки донесся до слуха Франки словно сквозь туман. Повернувшись, Франка увидела неясный контур обрамленного седыми волосами лица пожилой дамы, ее добрые глаза.