Глава 2

— Ц-ц-ц! Р-р-р-рчак-чак! Ц-цвыш-ш-ш! Куа-акц! Куа-акц!

Сквозь дикую головную боль мне все время мерещилось это противное цоканье и кваканье, словно я во сне провалилась в болото на репетицию хора сумасшедших лягушек. Черт, как я умудрилась заснуть в такой неудобной позе? В одежде, что ли? Почему у меня ощущение, словно я по рукам-ногам спеленута и меня куда-то несут, покачивая?

В правый висок почти у линии волос вдруг впилось что-то, больше всего похожее на особо откормленного комара. Ай! Черт, не столько больно, сколько неприятно, и зудит страшно. Даже головную боль почти перекрыло. Что за дрянь?

Тогда почему так воняет плесенью и совсем не пахнет лесом? Ничего не помню. Я попала в аварию в лесу и меня несут на носилках в скорую? Вспомнила: какие-то анализы должна была сдать. Ничего, теперь бесплатно сделают.

Сознание попыталось уплыть обратно в болотную дымку, но я усилием воли его удержала, прикусив до крови губу. Солоновато-пряный привкус во рту неожиданно подействовал отрезвляюще, даже слишком. Мало того что мгла перед глазами начала редеть, так еще и бесконечный цокот над головой вдруг стал распадаться на знакомые слова.

— На заклятия проверил?

— Сразу, как только провалилась. Чисто. Эти шкрышцы с Чракра колдуют хуже, чем ты летаешь.

Странно. Одни слова сразу понятны. Другие… Нет, кто-то подсказал в голове, что шкрышца — небольшое дойное домашнее животное, а Чракр — место, откуда я к ним попала. Или Петербург. Или Россия. Или планета Земля. А еще мы, шкрышцы с Чракра, колдуем хуже, чем этот урод летает. Значит, он не летает.

Еще страньше — почему я, блин, не ору: «Поли-и-иция, спаси-и-ите, меня похитили-и-и-и!», а спокойно рассуждаю. Только глаза как следует открыть боюсь, подглядываю сквозь ресницы. А потому, что полиция осталась в моем Чракре. Если же это какой-то бесконечный наклонный бункер, а меня тащат двинутые маньяки, то полиции тут тоже нет.

Ну и главное: эти маньяки, или нечисть не от мира сего, не знают, что я в сознании и их слышу. Иначе не разговаривали бы при мне так свободно. И это единственное хорошее, если в моей жизни еще что-то хорошее осталось.

— Оружие?

— Не. Я у этой козы мешок сразу проколдовал: ни лезвия, ни яда.

Что за мешок? А, это моя сумочка. Я ее чувствую, ремешок все еще обмотан вокруг запястья, и рельефная металлическая пряжка приятно холодит пальцы. Ну да, если бы ее не было, значит, уже рука оторвана. Иначе бы не отдала. Рефлекс у меня — там не только карты, деньги и документы, но и вообще самое необходимое для жизни. Помру, а не отдам. Кстати, автопереводчик в болящей башке окончательно настроился, раз «шкрышцу» переводит как «козу».

— Давай постоим, понутрим ее мешок, вдруг что ценное есть?