Девушка мылась.

Стояла обнаженной в углу комнаты в небольшом тазике, и поливала себя из кружки теплой водой, которую грела в железном ведре на печке.

У нее даже черпака не было нормального, но думать об этом Гром уже не мог - кровь вдруг хлынула по венам с такой скоростью, что нагрелась за чертову долю секунду, опалив его изнутри, отчего дыхание участилось, а в голове зашумело.

Такой реакции от себя он не ожидал!

Он возбудился, черт побери!

Нет, такое, конечно, и раньше случалось иногда, потому что силы было не меряно, и организм был большой и здоровый.

Но чтобы вот так, на конкретную девушку – такого давно не было.

А тут тело дало понять, что дело не только в жалости к ней, но и кое в чем другом.

И дало понять очень ярко!

Вот и как теперь было входить к ней и здороваться?

Да его стояк войдет раньше самого Грома, и не было ни одного шанса, что он успокоится в ближайшее время настолько, что сможет связать хотя бы пару слов, чтобы заговорить с ней!

Идеальный план встал колом и накрылся тем самым медным тазом, под которым было погребено много таких же планов всего человечества.

Чаепитие явно откладывалось на неопределенное время, и нужно было срочно уходить, но Гром стоял и смотрел на девушку, словно его прибили к этому месту, понимая, что эту картину он забудет ой как не скоро. И так же не скоро сможет успокоиться.

Черт, какая же она была нежная!

Кожа была настолько белая, что он точно знал - если прикоснуться губами слишком жадно, то она сначала она порозовеет, а затем на ней станут появляться синяки от прикосновений.

Она была такая хрупкая вся, что страшно было прикасаться.

Но, черт побери, как же нестерпимо этого хотелось делать ему!

Касаться, сжимать в руках, целовать так, чтобы ее вкус остался на языке и прошелся электрическим разрядом по венам, пробуждая в нем давно запрятанные в глубине души чувства.

Не смотря на свою худобу от пережитой душевной боли и явного недостатка нормального питания – её фигурка была очень ладная, и формы плавные и округлые.

Они манили взгляд, заставляли тело ныть в паху и тяжело сглатывать желание, которое разливалось в крови лавой.