Внутри было больно и тревожно, а как справится с этими чувствами, что выжигали в груди черную дыру, он не знал.

И придушил бы этого мелкого недомедведя, если бы в его руку не вцепились сильные пальцы, и знакомый голос друга не раздался за спиной:

- Спокойнее, дружище. Ну всё, всё. Давай будем дышать, и думать о хорошем. Разожми ладонь. Разожми сказал! - Буран надавил с силой на могучее плечо Грома, и тот нехотя повиновался, глядя на то, как парень рухнул на колени, глотая ртом воздух, и все никак не мог надышаться.

Грома никто не душил, а он понимал, что воздуха ему тоже не хватает. Словно легкие прокололи.

- Вот молодец. А ты вали скорее, пока он не передумал! - шикнул Буран на парня, который и в себя-то толком прийти не успел, но уже поспешно уносил нетвердые ноги, боясь даже обернуться, - И всем передай, кого увидишь из нашего рода, чтобы ни одна душа сюда не совалась!

Гром молча смотрел, как парень убегает, а кулаки разжать никак не мог.

И Буран это видел, когда только покачал головой, кивая на корзинку, в которой действительно были собраны грибы:

- Зря ты так. Он ведь действительно не за девушками сюда шел. Вон, смотри, сколько успел наковырять. Опа. И груздей нашел.

Друг присел на корточки, принявшись ковыряться в корзине, а Гром тяжело выдохнул, помассировав гудящие виски, в которых кровь пульсировала и горела.

Вспылил он, конечно. Сильно вспылил.

Он ведь думал, что раз помог девушке, то наутро его душа станет спокойной, и он заживет себе дальше, как и жил до этого.

А ведь ничего не изменилось. Даже еще хуже стало.

Гром всю ночь не мог уснуть, все прислушивался сквозь лес к ней. К тому, как она плачет в подушку от своей тоски. Как подвывает от боли, которая раздирала ей грудь, потому что сердце болело и кровоточило.

И он крутился всю ночь, рычал на себя.

Выпил даже, чтобы отключиться наконец, но и спиртное не помогло ни черта.

И теперь ярость и растерянность рокотали в нем так, что хотелось снести кому-нибудь голову.

Но хуже всего было, что скрыть это от Бурана не получилось бы не при каком раскладе. И потому друг прищурил свой карий глаз, а потом потащил его домой вероломно и нагло, как мог это сделать только он один, при этом прихватив с собой корзину того парня.

- Ты ведь не ел еще, пошли позавтракаем!

- Не хочу, - пробасил Гром, но поплелся за ним все-равно.

Дом у них стал общий с тех пор, как случилось горе, и Буран больше не решался оставлять Грома в полном одиночестве.