«Внимание, внимание! Говорит Ангарск! Говорит Ангарск! Передаем первый выпуск „Вестей Сибири“ по радио!» — донеслось вдруг до Вячеслава.
— Николай! — Будто очнувшись от тяжелых мыслей, Соколов пихнул профессора в плечо и увлек за собой. — Пошли, надо это видеть!
Секретный парк Пивон, по обыкновению, был тих и совершенно безлюден. Стража незримо охраняла двух мужчин, решивших прогуляться по аллеям. Под подошвами теплых войлочных сапог поскрипывал мягкий, как пуховая перина, снег. Крупные хлопья снежинок медленно падали с неба, тихонько шурша в вечернем воздухе. Дорожка вилась в глубь парка, огибая аккуратно подстриженные, овальной формы кусты и неглубокие овражки, огороженные изящным резным заборчиком.
Шагая неторопливо и размеренно, мужчины негромко переговаривались. Казалось, отец и сын чинно беседуют о чем-то отвлеченном. Однако это было не так: в груди молодого человека бушевали сильные чувства, одно из которых — беспредельное уважение к отцу, а другое — любовь к родной стране, а еще чувство несправедливости в окружавшей его действительности. И забрезжившая вдруг возможность все изменить, перестав с чувством покорности ждать очередного хозяина, сетуя на тяжелую судьбу.
А властитель Кореи ван Ли Инджо в этот момент отчитывал его, своего среднего сына, принца Хеджона, за непослушание. Тот защищался, будто нехотя, сохраняя должное почтение к отцу.
— И почему ты смеешь поддерживать кружки вздорных вольнодумцев столь открыто? — не глядя на сына, спрашивал Инджо. — Ты позоришь меня. Ты только недавно вернулся домой из Мукдена. Империя Цин проявила величайшее добродушие, отпустив тебя на родину!
— Отец, — учтиво отвечал принц, — эти, как ты говоришь, вольнодумцы хотят помочь своей родине. Неужели ты не видишь эту косность, что поглощает все, абсолютно все? Орды чиновников… Эти ленивые янбаны! Они не работают, они служат сами себе, объедая крестьян! Их количество только растет!
— Довольно! — позволил слегка повысить голос ван. — Ты заговариваешься, Хеджон! Я не позволю тебе идти против наших устоев, это уже слишком! Ты меня понял?
— Да, отец, — склонив голову, тихо проговорил принц. — Прости меня за глупость и дерзость.
Долгое время Инджо сохранял молчание и, только подходя к внутренним дворцовым воротам, спросил сына:
— Что ты хотел рассказать мне о северных варварах?
— Они не варвары, отец, — резко возразил Хеджон. — Мне рассказывали о них многое, причем самые хорошие люди своей страны. Которые болеют душой за отчизну! — Он сделал небольшую паузу, после чего говорил уже более мягким, почтительным голосом. — К тому же речь северян слишком богата для варваров, а оружие слишком сильное. И рассказы о самоходном корабле…
— Это лишь слова, — оборвал его ван. — Я тоже слышал подобные сплетни.
— А проклятые маньчжуры их видели! — широко улыбнулся сын, повернувшись спиной к воротам. — И чувствовали на себе мощь речного властелина.
— Не может этого быть, — покачал головой Инджо. — На север от Мудангана лишь дикие леса и редкие поселения варварских племен…
— Ты уговариваешь сам себя в этом, отец! — в отчаянии воскликнул Хеджон. — Ты не хочешь знать истину!
— Замолчи! — зашипел вдруг ван. — Если северные варвары стали так важны для тебя — уходи!
— Как прикажешь, уважаемый отец! — выкрикнул Хеджон, поклонился и быстро зашагал прочь, к воротам внутреннего двора Чхандока, распугивая своим видом слуг и чиновников, неловко отбегавших в сторону, чтобы не быть на пути принца.
— Ван прогнал его… Хеджон снова прогневал отца… Возмутитель спокойствия и устоев… — зашелестели слова среди сановников, приторно улыбавшихся молодому человеку еще мгновение назад.
Ли Инджо чинно прошел мимо склонившихся в поклонах людей и, сопровождаемый группой ждавших его возвращения чиновников, прошествовал во дворец. Лишь оставшись наедине с самим собой, перед встречей с пхансо[1] по делам церемоний он позволил себе улыбнуться: