Правитель этой провинции зовется Бендиан[645]. Он владеет двумя крепостями на упомянутом море; одна называется Вати[646], другая – Савастополь[647]. Кроме этих у него есть и другие крепостцы. Вся страна – каменистая и бесплодная; там нет хлеба иного сорта, кроме проса; соль туда привозят из Каффы. Жители выделывают небольшое количество холста, весьма плохого[648]. Народ там дикий; показать это можно на следующем случае.

Я был в Вати, куда попал вместе с неким Ацолином Скварчафиго, генуэзцем, отправившись из Константинополя на одной турецкой парандерии[649], чтобы добраться до Таны. На пороге дома стояла какая-то молодая женщина. Генуэзец сказал ей: «Surina patro in cocon», что значит: «Госпожа, дома ли хозяин?», – подразумевая ее мужа. Она ответила: «Archilimisi», что значит: «Он придет». Генуэзец схватил ее за губы и, показывая мне, говорил: «Смотри, какие у нее красивые зубы!». Потом он показал мне ее грудь, трогая соски. Она нисколько не смутилась и не двинулась. Затем мы вошли в дом и уселись. Этот самый Ацолин, показав, что у него в штанах насекомые, сделал ей знак, чтобы она поискала их. Она принялась за это с готовностью и стала искать насекомых с величайшим доверием и целомудрием.

Тут пришел муж, и генуэзец, схватившись за кошелек, сказал: «Patroni, tetari si cha?», что значит: «Хозяин, есть ли у тебя деньги?». Когда же тот знаками показал, что у него при себе ничего нет, генуэзец дал ему несколько аспров[650], на которые велел купить какое-нибудь угощение; и муж ушел. Побыв там еще некоторое время, мы затем в свое удовольствие прогулялись по той земле, причем генуэзец, благодаря тамошним нравам, творил во всех местах все, что ему вздумается, без того даже, чтобы кто-нибудь изругал его. По всему этому видно, что действительно это дикие люди. Торгующие в этой стране генуэзцы взяли себе за обычай говорить: «Ты мингрел!», – когда хотят сказать кому-нибудь: «Ты дурак!».

§ 44. Однако раз уж я сказал, что «tetari» значит «деньги», я не хочу оставлять недосказанным, что «tetari» собственно значит «белый» и в названии этого цвета подразумеваются серебряные деньги, по цвету белые. Греки и теперь еще говорят «аспр», что значит «белый»; турки – «акча», что также значит «белый»; джагатаи – «тенг», равным образом означающее «белый». В Венеции прежде делались – да делаются и поныне – деньги, называемые «bianchi». В Испании до сих пор есть монеты, которые называются «bianche». Таким образом, мы видим, сколько наций, каждая на своем языке, как бы встречаются в названии одной и той же вещи одинаковым именем.

§ 45. Возвращаясь еще раз в Тану [как в исходное место], я перехожу реку, где раньше была Алания, как я сказал об этом выше[651], и двигаюсь направо вдоль берега Забакского моря, идя вперед вплоть до «острова Каффы»[652]; здесь я нахожу полоску земли, которая тянется между [этим] «островом» и материком, вроде перешейка в Морее, называющегося Цукала[653]. Там [около перешейка к «острову Каффы»] находятся огромнейшие соляные озера[654], которые непосредственно тут же на месте и застывают. Следуя по упомянутому «острову», раньше всего на побережье Забакского моря находится Кумания[655], население которой получило свое имя от племени Куманов. Затем – край «острова», где расположена Каффа; там была Газария[656]; ведь до нынешнего дня «пико»[657], т. е. локоть, которым меряют [ткани] в Тане, по всем этим местам называется «газарским локтем».

§ 46. Степь на «острове Каффы» подвластна татарам[658]. Их правителем является Улуби[659], сын Азихарея. Татар очень много, и при надобности они могли бы поставить от трех до четерых тысяч конников. У них есть два поселения, обнесенные стенами, но не представляющие собой крепостей. Одно – это Солхат[660], который они называют Инкремин, что значит «крепость», другое – Керкиарде[661], что на их наречии означает «сорок селений».

На этом «острове» при устье[662] Забакского моря находится прежде всего поселение, именуемое Керчь[663]; у нас она называется Босфором Киммерийским. Далее лежит Каффа, за ней – Солдайя, Грузуи, Чимбало, Сарсона и Каламита[664]. Все эти места в настоящее время подвластны турецкому султану. О них я больше ничего не скажу, так как все они достаточно известны.

§ 47. Однако я хотел бы только рассказать о гибели Каффы, именно то, что я узнал от одного генуэзца, Антонио да Гваско, который там находился, затем бежал по морю в Грузию, а оттуда пришел в Персию как раз в то время, когда я там был[665]. Послушайте, каким образом этот город достался в руки туркам.

Тогда правителем в том месте, а именно – в степях, был один татарин по имени Эминакби[666]. Он ежегодно брал с каффинцев определенную дань, что было обычным явлением в тех краях. Случились между ним и каффинцами некоторые разногласия, по поводу которых консул Каффы – это был тогда генуэзец – решил обратиться к хану[667], чтобы призвать [правителем] кого-либо из родичей этого Эминакби. При его содействии и при помощи его сторонников консул намеревался изгнать Эминакби. Поэтому он послал [из Каффы] корабль в Тану[668]. На корабле был посол от консула, который и отправился в орду, где находился хан. Когда там был найден какой-то родич Эминакби, по имени Менглиери, посол, получив разрешение, отвез его в Каффу через Тану. Эминакби, узнав об этом, пытался установить мир с каффинцами путем договора, по которому они должны были отослать Менглиери обратно. Но каффинцы не согласились на подобный договор; тогда Эминакби, опасаясь за свое дело, отправил посла к Оттоману, обещая ему (если он пошлет свой флот для осады Каффы с моря) осадить город с суши и таким образом отдать ему Каффу, которой тот хотел овладеть.

Оттоман, который весьма желал этого, послал флот и в короткое время взял город; Менглигирей был захвачен и отослан к Оттоману, у которого оставался в тюрьме многие годы.

§ 48. Некоторое время спустя Эминакби из-за дурного отношения к себе со стороны турок начал жалеть, что отдал город Оттоману, и перестал допускать туда ввоз какого-либо продовольствия. Поэтому там начал [ощущаться] большой недостаток хлеба и мяса, так что город находился как бы в осаде. Тогда Оттоману напомнили, что если бы он послал Менглигирея в Каффу и держал его внутри города под домашней охраной, в городе наступило бы изобилие [питания], потому что этот самый Менглигирей пользовался большой любовью у окрестного населения. Оттоман, рассудив, что такое напоминание полезно, отослал Менглигирея [в Каффу]. Лишь только стало известно, что он вернулся, тотчас же в городе наступило великое изобилие, потому что Менглигирея любило также и городское население. Он содержался под нестрогой охраной и мог ходить повсюду в пределах города. Тогда-то однажды и были устроены состязания по стрельбе из лука.

В этих местах состязания происходят следующим образом. К деревянной балке, положенной горизонтально на два деревянные столба (это устройство похоже на виселицу), привешивают на тонкой бечевке серебряную чашу. Состязающиеся на приз стрелки имеют стрелы[669] с железной частью в виде полумесяца с острыми краями. Всадники скачут с луками на своих конях под эту виселицу и, едва только минуют ее, – причем лошадь продолжает нестись в том же направлении, – оборачиваются назад и стреляют в бечевку; тот, кто, срезав ее, сбросит чашу, выигрывает приз.

И вот Менглигирей, воспользовавшись случаем, когда происходили эти игры, устроил так, что сотня всадников из татар, с которыми он сговорился, спрятались в одной долинке неподалеку за городом. Он сделал вид, что также хочет состязаться в стрельбе, поскакал во весь опор и скрылся бегством среди своих сообщников. Немедленно же, лишь только узнали об этом событии, множество людей из населения «острова» последовало за Менглигиреем. Вместе с ними, в полном порядке, он ушел к Солхату – этот город отстоит от Каффы на шесть миль – и захватил его[670]. Убив Эминакби, Менглигирей стал правителем тех мест.

§ 49. На следующий год он решил пойти к Астрахани, которая находится в шестнадцати днях пути от Каффы; она была тогда подвластна Мордасса-хану[671]. Последний в это время находился вместе с ордой на реке Ледиль. Менглигирей вступил с ним в сражение, взял его в плен и забрал себе его народ, большую часть которого послал на «остров Каффы», а сам остался зимовать на упомянутой реке. В нескольких днях пути оттуда стоял другой татарский правитель, который узнав, что Менглигирей зимует в том месте, – а река уже замерзла, – решил сделать на него неожиданное нападение, одолел его и освободил Мордасса-хана, которого Менглигирей держал в заключении. Потерпевший поражение Менглигирей вернулся с расстроенным войском в Каффу.

На следующую весну Мордасса с ордой пошел на него прямо к Каффе, сделал несколько набегов и причинил вред внутренним частям «острова». Однако, не располагая достаточными силами, чтобы подчинить своей власти эти земли, он повернул обратно. Тем не менее, как мне говорили[672], он снова собирает войско с намерением вернуться на «остров» и изгнать Менглигирея.

§ 50. Все это само по себе достоверно, но в то же время послужило поводом к вымыслу, а именно: люди, которые не понимают, почему ведутся войны между этими двумя правителями, и не представляют себе разницы между великим ханом и Мордасса-ханом, но слышали, что Мордасса-хан собирает новое войско с намерением вернуться на «остров», говорят и распространяют известие, что сам великий хан идет на Каффу вместо Оттомана и собирается двинуться дальше по пути на Монкастро, в Валахию и Венгрию, и вообще всюду, куда ни захочет Оттоман[673]. Все это – ложные сведения, хотя они и получаются через письма из Константинополя

§ 51. Далее за Каффой[674], по изгибу берега на Великом море, находится Готия, за ней – Алания, которая тянется по «острову» в направлении к Монкастро[675], как мы уже сказали выше.

Готы говорят по-немецки. Я знаю это потому, что со мной был мой слуга-немец; они с ним говорили, и [обе стороны] вполне понимали друг друга подобно тому, как поняли бы один другого фурланец[676] и флорентиец. Я думаю, что благодаря соседству готов с аланами произошло название готаланы. Первыми в этом месте были аланы, затем пришли готы; они завоевали эти страны и [как бы] смешали свое имя с именем аланов. Таким образом, ввиду смешения одного племени с другим, они и называют себя готаланами[677]. И те, и другие следуют обрядам греческой церкви, также и черкесы.

§ 52. Мы упомянули о Тамани и об Астрахани[678] и поэтому не хотим обойти молчанием эти места и предметы, достойные внимания. Скажем следующее: если идти с Тамани[679] на восток в течение семи дней, то встретится река Ледиль, на которой стоит Астрахань. Теперь это почти разрушенный городишко, но в прошлом это был большой и знаменитый город. Ведь до того, как он был разрушен Тамерланом[680], все специи и шелк шли в Астрахань, а из Астрахани – в Тану (теперь они идут в Сирию)[681]. Только из одной Венеции в Тану посылали шесть-семь больших галей[682], чтобы забирать эти специи и шелк. И в те времена ни венецианцы, ни представители других заморских наций[683] не торговали в Сирии.

§ 53. Эдиль – многоводная и необычайно широкая река; она впадает в Бакинское море[684], которое находится на расстоянии около двадцати пяти миль от Астрахани. В реке, как и в море, неисчислимое количество рыбы; в море добывается много соли.