– Не получилось, – с готовностью ответила она. – Мертвых хоронят слишком быстро, могли бы несколько месяцев придержать. Я была не готова.
– А Ремингтон был готов.
– Видимо, да.
– А его жена? – спросил я. – Женщина-доктор? Ты ее навещала?
– Не смогла. У нас слишком много общего.
Кэтрин уже видела меня в новом свете. Чувствовала ко мне уважение или даже зависть, ведь я убил человека – почти единственным способом, каким сейчас можно законно убить. В автокатастрофе смерть организована по векторам скорости, насилия и агрессивности. Шрамы над разбитой левой коленной чашечкой точно повторяли контуры выключателей дворников и габаритных огней. Я двигался к оргазму, и Кэтрин начала домыливать ладонь каждые десять секунд, забыв про сигарету и сосредоточившись только на этом отверстии моего тела, как медсестра, которая занималась мной в первые часы после аварии. Когда сперма брызнула в ладонь Кэтрин, она крепко обхватила мой член, словно первый оргазм после аварии был небывалым событием. Ее восторженный взгляд напомнил мне горничную-итальянку, нанятую руководителем миланского рекламного агентства, с которым мы однажды летом гостили в Сестри-Леванте. Чопорная старая дева нянчила двухлетнего малыша, постоянно целуя маленький пенис и посасывая головку, чтобы он наполнился кровью, а потом демонстрировала его с небывалой гордостью.
Я сочувственно кивнул, положив ладонь на бедро Кэтрин под юбкой. Ее беспорядочный ум, долгие годы ограниченный диетой из авиакатастроф, военных репортажей и жестокостей, демонстрируемых в затемненных кинозалах, немедленно связал мою аварию и всю кошмарную обреченность мира. Я гладил пухлое бедро через прореху на шве колготок, затем провел пальцем вокруг пучка светлых лобковых волос, вздымавшихся язычком пламени над краем влагалища. Над ее лобком словно потрудился эксцентричный галантерейщик. Надеясь снизить гипервозбуждение Кэтрин, вызванное моей аварией – теперь, в воспоминаниях, еще более жестокой и эффектной, – я начал ласкать ее клитор. Успокоенная, она вскоре ушла, крепко поцеловав меня в губы, словно почти не надеялась увидеть меня вновь.
Глава 5
– Ты собирался вести? Но твои ноги Джеймс, ты ведь еле ходишь!
Когда мы неслись по свободному Вестерн-авеню под семьдесят миль в час, Кэтрин без остановки говорила успокаивающим тоном отчаявшейся жены. Я откинулся в упругом сиденье спортивной машины Кэтрин, радостно наблюдая, как она пытается откинуть светлые волосы от глаз, то и дело отрывая худенькие руки от крохотного руля в леопардовом чехле. После моей аварии Кэтрин стала водить хуже, а не лучше, словно убедилась, что невидимые силы вселенной простят ей безалаберную гонку по скоростным бетонным трассам.
Я успел в последний момент показать на грузовик, нависший над нами; прицеп-рефрижератор мотался на перекачанных шинах. Кэтрин поставила ножку на педаль тормоза, объезжая грузовик по медленной полосе. Я отложил брошюру компании по прокату автомобилей и посмотрел через ограду на пустынные взлетно-посадочные полосы аэропорта. Казалось, над потрепанным бетоном и неухоженными газонами царит безмятежный покой. Стеклянные стены зданий терминала и многоэтажные парковки за ними принадлежали зачарованному царству.
– Ты берешь машину напрокат – надолго?
– На неделю. Я буду рядом с аэропортом. Ты сможешь следить за мной из своего офиса.
– Обязательно.
– Кэтрин, мне нужно чаще выходить. – Я ударил кулаками в лобовое стекло. – Я не могу вечно сидеть на веранде – начинаю чувствовать себя цветком в горшке.
– Я понимаю.
– Нет, не понимаешь.
Меня на такси привезли домой из больницы, и вот уже неделю я сидел в раскладном кресле на балконе квартиры и глядел через анодированные перила на незнакомый пейзаж десятью этажами ниже. В первый день я с трудом узнал бесконечный ландшафт бетона и конструкционной стали, протянувшийся от автострады с южной стороны аэропорта мимо длинных взлетных полос до новых жилых кварталов вдоль Вестерн-авеню. Наш дом на Дрейтон-парк стоял в миле к северу от аэропорта, в милом островке современных жилищных комплексов, удачно расположенных автозаправок и супермаркетов, отделенном от громады Лондона вспомогательным отрогом кольцевой автодороги. Я глядел на громадную живую скульптуру – дорожное полотно находилось чуть ли не выше балконных перил, на которые я опирался, – и этот надежный исполин помогал мне сориентироваться, заново обрести чувство скорости, цели и направления. Жилища наших друзей, магазин, в котором я покупал вино, маленький кинотеатр, где мы с Кэтрин смотрели американское авангардистское кино и немецкие учебные фильмы по сексу, – все здания лепились к ограде автострады. Я понял, что человеческое население этого технологического ландшафта больше не является доминантой, не определяет границы. Милая встреча с Френсис Уэринг, скучающей супругой моего делового партнера, в местном супермаркете, домашние ссоры наших обеспеченных соседей по дому, все надежды и мечты жителей тихого пригорода, пропитанного тысячами измен, меркли перед грубой реальностью насыпей автострады, их неизменной и неколебимой геометрией и перед четкими площадками стоянок.
Когда Кэтрин везла меня домой из больницы, я отметил с удивлением, как изменился в моих глазах сам образ автомобиля, словно моя авария обнажила его истинную натуру. Прислонившись к заднему окну такси, я чувствовал, что дрожу от волнения при виде транспортных потоков на перекрестках Вестерн-авеню. Отблески вечернего света, отраженного хромированными панелями, впивались в кожу. Тяжелый джаз радиаторных решеток, движение машин в сторону лондонского аэропорта по залитым солнцем полосам, обстановка на улицах и дорожные указатели – все казалось угрожающим и сверхреальным, захватывающим, как автоматы для пинбола из зловещей галереи игральных автоматов.
Чувствуя, что я слишком разошелся, Кэтрин быстро повела меня в лифт. Наша квартира изменилась на вид. Внизу машины заполняли улицы пригорода, забивали парковки у супермаркетов, залезая на тротуары. Два маленьких столкновения произошли на Вестерн-авеню, вызвав здоровенную пробку на эстакаде над въездным туннелем аэропорта. Сидя на балконе (Кэтрин следила за мной из гостиной, положив руку на телефон за спиной), я впервые увидел этот громадный венец над полированной нитроэмалью – от южного горизонта до северных автострад. Я смутно ощущал крайнюю опасность, как будто предстоит чудовищная авария с участием всех этих машин. Пассажиры во взлетающих авиалайнерах покидали район катастрофы, спасаясь от грядущего автогеддона.