Гость ее ответом не удостоил. Отлепился от притолоки. Неловко, боком шагнул через порог, и захлопнул за собой дверь. В прихожей сразу стало до невозможности тесно. Оленька торопливо отошла назад, в кухню. Гость двинулся следом. Уютная кухонька сразу превратилась в какую-то кроличью клетушку. Оленька пятилась, мелко дрожала и натыкалась на табуретки. И чувствовала - если этот жуткий тип еще хоть минуту поторчит над ее головой этакой каменной скалой, она взвоет от приступа клаустрофобии. Пространство и воздух просто исчезли. Позади - газовая плита, стена, окно. А впереди - угрюмый взгляд покрасневших, мутных глаз. Оленька заметалась в поисках спасения. Как за последнюю соломинку, ухватилась за разделочную доску с ровными рядами только что слепленных пельменей:
-Пельменей хотите?
-Что?
-Вот, пельменей - Оленька сунула ему под нос доску - Будете кушать? Я сейчас сварю....
-Что? - гость тупо пялился на Оленьку, морщил лоб.
-Пельмени, понимаете - вот... тесто, мясо! - тыкала пальчиком в ровненькие, пухлые пельмешки: "Слонопотам, тупица... а-а-а... Господи, кажется, я сейчас заору,... дурак несчастный, и чего только приперся... жуткий-то какой...." Оленька торопливо отвернулась к плите - только бы не видеть этих свинцовых, неподвижных глаз. Схватилась за горячую крышку кастрюли. Вскрикнув, уронила ее. Дула на обожженные пальцы. По щекам потекли непрошеные слезы: "Этого еще только не хватало!". Украдкой вытерла лицо. Ссыпала в кипяток половину недельного запаса пельменей. Залепетала:
-С чем вы любите? С уксусом, или со сметаной? Я с чесночным соусом люблю. Попробуйте, очень вкусно! Нужно взять сметану, и добавить туда растертый чеснок, соль, перец, и еще обязательно немножко сахара, и по щепотке молотого кориандра и сельдерея. Или "хмели-сунели"... Пальчики оближешь!... Вот, пельмени уже закипают - скоро будем кушать.... Да Вы не стесняйтесь - раздевайтесь, присаживайтесь,... мойте руки.... - под конец сумбурной речи Оленька совсем завяла и съежилась, голос затих до шепота.
-Какие еще пельмени?... - Рыжов совсем обалдел от ее безудержной болтовни: "Дура! Трясется от страха.... А чего бы ей, кажется, бояться? Что я, зверь какой? Накинусь на нее? Так было бы на что!... Правду сказал Марчук покойный - и укусить не за что.... Глиста тощая.... На голове пучок старушечий.... А одета?.... Все линялое, обвислое, как с чужого плеча.... Мукой обсыпалась.... Чучело огородное! Боится она.... Да ее саму можно испугаться! А еще говорят, женщин некрасивых не бывает! Черта с два! На эту и ведра водки будет мало!". Оленька, обернувшись с полной тарелкой горячих пельменей, наткнулась на равнодушно-презрительный взгляд, брезгливо сморщенные губы.
"Да как он смеет! Приперся без приглашения, на ночь глядя!... Как он смеет ТАК смотреть на меня! На себя бы посмотрел!... Здравствуй, дерево... баобаб несчастный!" - злость начисто выбила из Оленьки недавний страх. Плечи упрямо расправились. Подбородок дернулся вверх. "Я ему не понравилась, ах ты, Боже мой!... Да кто его вообще сюда звал? Не нравится - катись.... Зря только пельмени на него перевела.... Ладно уж... сварила - пусть ест, чтобы не выбрасывать. Кушай - не обляпайся.... Но бояться мне нечего! Какого черта? Я ничего плохого не сделала, ни в чем не виновата.... Пусть ест, говорит, зачем пришел, и выметается поскорее...." Оленька сверкнула сердитым взором:
-Господи, ну что Вы встали соляным столбом? Дайте пройти - тарелка горячая! Вон ванная - идите мойте руки....
Рыжов с минуту разглядывал хозяйку, обескураженный столь резкой сменой настроения: "Должно быть, с перепугу по фазе сдвинулась...явно! То от страха тряслась - и вот на тебе.... Пельмени эти еще зачем-то... дура по жизни!". Сергей вдруг почувствовал, как он голоден. От умопомрачительного аромата мяса, чеснока и приправ мучительно засосало под ложечкой: "Устал, как собака, и замерз, и плечо болит просто невыносимо - целый день за рулем.... С утра мотался по всему Воскресенску. Дамочка в паспортном столе за десять баксов выложила адреса всех местных Воронцовых. Эта, по закону подлости - оказалась предпоследняя. Отрадно, что долгий поиск увенчался успехом, и даже пельменями меня здесь накормят. Что-то мне до сего дня не доводилось есть домашние пельмени. Пахнут обалденно.... Не то, что магазинные - те воняют ливером, кислым тестом и гнилым луком - гадость редкостная. В конце концов, я к ней на пельмени не набивался - сама позвала. Не пропадать же добру". Рыжов покосился на исходящую аппетитным паром миску с пельменями, молча развернулся, и потопал в прихожую - раздеваться. Едва выбравшись из тесной кухоньки, Сергей задел больным плечом дверь ванной в слишком узком коридорчике. Резко втянул воздух сквозь стиснутые зубы. Разозлился: "Живет в такой конуре - не пройти... курица ощипанная, дура с пельменями...".
Оленька услышала глухой удар, шипение, а потом - тихий стон. Замерла: "Господи, он же, кажется, ранен.... Я же видела, как он закричал и упал головой на панель там, в машине... ссадина на лбу .... Ворочается, как медведь...". Оленька опасливо заглянула в прихожую:
-Ну что Вы там.... Давайте, помогу....
Верзила ожег сердитым взглядом непрошеную помощницу. Секунду поколебавшись, все же повернулся к ней боком. Сочтя это разрешением, Оленька стянула тяжелую дубленку с его плеча. Парень скрипнул зубами.
"Да, точно, он ранен - никакой парфюм не может перебить острый больничный запах - Оленька преисполнилась сочувствия - Во всяком случае, он ведь еще не сделал ничего плохого лично мне! Видок у него, конечно, еще тот.... Но, может, он просто уродился с такой зверской рожей? Может, он на самом деле белый и пушистый?". Гость разулся, и Оленька с сомнением покосилась на его ноги: "Пол в квартире холодный, а где я ему найду такие тапочки - сорок-последнего размера.... Ладно, на кухне коврик, еще бабушка покойная вязала, сейчас обогреватель включу,... авось не замерзнет, он уже большой дядя" - Оленька задрала голову, и вздохнула - "Ужасно большой, приходится признать".
Пока ужинали - за столом царило каменное молчание. Оленька боялась рассердить угрюмого мужика. Да и говорить с ним было не о чем. А Рыжов не хотел портить себе удовольствие от вкуснейших пельменей. От чая с домашним печеньем. От расслабляющего тепла. От мягкого света висящей низко над столом зеленой лампы.... Но всему когда-нибудь приходит конец, кончился и этот ужин. Оленька предприняла последнюю трусливую и жалкую попытку оттянуть разговор:
-Проходите в комнату. Я сейчас приберу со стола.... Кофе Вам сварить?
-Ладно, свари.... - парень устало потер глаза, встал. Потащился из кухни, едва переставляя ноги. Оленька нахмурилась, услышав отчаянный скрип диванных пружин: "Вот носорог, еще диван мне сломает.... И за что такое наказание?...И зачем, кстати говоря, он вообще явился? Ладно бы, Голубенковские дружки - если Голубенко не сразу умер, он мог сказать, что я его узнала.... Они могли бы пожелать избавиться от случайного свидетеля. Хотя - опять же, зачем? Голубенко-то уже никого не сдаст. А этому-то, для чего меня искать? Вот разве - чтобы я подтвердила, что он действовал в пределах необходимой обороны.... Другое ничего в голову не приходит". Тем временем, пошарив по шкафам, Оленька отыскала початую бутылку коньяка, сварила кофе и отнесла все на журнальный столик: "Коньяк неизвестно какого года выпуска - еще от матери остался. Ну да ладно, коньяку выдержка не вредит,... утешимся этим сомнительным доводом. Будем надеяться, что вышеозначенный субъект не является тонким знатоком и ценителем коньяков". Субъект развалился на диване, вытянув до середины комнаты длиннющие ноги. Вид у него был совсем осоловевший. Когда, перемыв посуду, Оленька вернулась в комнату, ее глазам представилась невозможная картина - гость мирно спал, свернувшись калачиком на коротковатом для него диване, и положив под щеку пудовый кулак.
Рыжов проснулся от шума наливаемой в чайник воды, и осторожного звона посуды. Сквозь шторы брезжил серенький зимний рассвет. Недоуменно огляделся: "Господи, где это я? Прямо в одежде, на каком-то продавленном диване... облезлый клетчатый плед, вышитая подушечка.... А-а-а, Воронцова... дура с пельменями. Надо же, заснул прямо здесь...Времени... Полдевятого! Блин!!!" Резко сел, и, охнув, схватился за плечо:
-Черт!