Он махнул рукой и развернулся, чтобы уйти.

Неожиданно Кате сделалось интересно: что именно это самое «просто» и она придержала его лёгким прикосновением к плечу.

-Просто я тоже хотел побыть один, -закончил Горазд.

-Ты хотел побыть один и поэтому подошёл ко мне? -удивилась Катя.

Горазд только развёл руками, показывая, что и так вот бывает.

-Мне ведь было непонятно со спины, что ты это ты, а не кто-нибудь другой.

-Как будто это что-то объясняет!

-Но на самом деле я как раз тебя искал с самого утра, -признался Горазд.

-Зачем, интересно?

-Да ладно, пустое.

-Нет уж, если начал разговор, то договаривай, -потребовала Катя.

-Мне медаль «за отвагу» дали.

Она вполне искренне сказала: -Поздравляю.

Горазд немного помялся, а потом спросил: -У тебя так бывало, чтобы вот был знакомый человек. Ты уже успел составить о нём мнение. А потом узнаёшь что-то, что резко меняет ранее составленное мнение. И ты даже не знаешь, что о нём теперь думать.

-У меня так не было, -сказала Катя. -Я стараюсь не делать скоропалительных выводов о других людях. О ком ты говоришь?

Горазд потоптался, перенося вес с ноги на ногу, отчего выпавший утром и успевший слежаться в течении дня верхний слой снега легонько поскрипывал.

Своего напарника и старшего товарища, первого пилота, Золотилова Николая Владимировича, Горазд невзлюбил почти сразу.

Справедливости ради нужно сказать, что Николай и не думал предпринять хоть одну попытку сблизиться с вторым пилотом. Никаких совместных занятий, кроме обязательных совместных тренировок, у них не было. Николай или пропадал неизвестно где, предоставляя Горазду заниматься своими делами или валялся на своей кровати в их одной, на двоих, жилой ячейке, работал с планшетом и беззастенчиво сваливал на второго пилота все бытовые дела.

В общении Золотилов тоже отнюдь не подарок. Такого одновременно замкнутого и язвительного человека Горазд встречал впервые. Хуже всего то, что большой жизненный опыт (шутка ли - тридцать два года против шестнадцати. Ровно в два раза больше!) позволял Николаю находить такие слова и поднимать такие темы, на которые Горазду было совершенно нечего возразить. Золотилов ругал, казалось, вообще всех. Он критиковал в пух и прах указы главнокомандующего зачитываемые в части. Главным образом тот указ о прощении раскаявшихся инфералов, если те смогут заслужить его кровью и делом. Николай едко отзывался о способностях высшего командного состава третьей танковой армии и поносил сослуживцев. Оставалось только удивляться как такой человек мог успешно избегать дисциплинарных взысканий, которые, точно молнии, били во всех вокруг, но только не в него, как будто в руках у Николая имелся громоотвод.

Словом, Золотилов был не слишком приятным в общении человеком и просто ужасным старшим товарищем. Хотя дело знал, тут надо признать, и управлял мизгирём как частью собственного тела, свободно и легко. Пожалуй, сам подполковник Москаленко из бронетанковой академии в Лимбяяхе не смог бы найти ни единой ошибки в принимаемых им, как командиром танка, тактических решениях.