Иеремия подошел первым. На плечи его грязного пиджака был накинут малиновый церемониальный шарф. Трое остальных мужчин шли за ним по пятам, держа в руках Святые Дары. На их лицах застыло почтительное, ошеломленное выражение, которое придавало им сходство с покорными женами в султанском гареме.
– «Многократно омой меня от беззакония моего», – произнес Иеремия, подходя к пленнице. – «И от греха моего очисти меня».
Лилли промычала что-то сквозь кляп, ее глаза вспыхнули от ужаса, когда она увидела бумажную тарелку с кусочком хлеба и стаканчик с отравленной жидкостью. Она принялась вырываться из пут и раскачивать стул, жутко стеная под липкой лентой. Ее мокрая от пота кофточка натянулась, зацепившись за пластиковый шнур, которым были стянуты запястья у нее за спиной. Устремив горячий взгляд на проповедника, она что-то неразборчиво прокричала.
Иеремия повернулся к подручным и тихо, но быстро и властно сказал:
– По моему сигналу подайте мне плоть и кровь Христову и не обращайте внимания на то, что скажет наша возлюбленная сестра, когда мы снимем кляп, ведь за ее словами будет стоять сам Сатана. Марк, подойди к ней сзади и по моему сигналу наклони ее голову назад, как мы учились на кукле в Джексонвилле.
Парень встал за стулом Лилли, и та с новой силой принялась дергаться, извиваться и вырываться из пут, одновременно выкрикивая бранные слова, которые нельзя было разобрать из-за кляпа. Стул скрипел и сильно раскачивался из стороны в сторону.
– «Сердце чистое сотвори во мне, Боже», – произнес Иеремия и кивнул Ризу, в руках у которого была тарелка, чтобы тот передал ему Святые Дары. – «Избавь меня от кровей, Боже, и уста мои возвестят хвалу Твою!».
Проповедник кивнул Марку, и тот подошел ближе к спинке стула Лилли, затем кивнул Стивену и наконец обратился к Господу:
– Боже, прими эту юную сестру в твое лоно и приведи ее на небеса!
Марк, самый сильный из троих парней, подошел вплотную к Лилли, взял ее за подбородок и запрокинул ей голову, а Стивен в ту же секунду сорвал кляп у нее со рта.
– ТАК, ПОСЛУШАЙТЕ МЕНЯ! ПРОШУ ВАС! УМОЛЯЮ! ВАМ НЕ НУЖНО ЭТОГО ДЕЛАТЬ! ДАЙТЕ МНЕ ШАНС ОБЪЯСНИТЬСЯ! Я УВАЖАЮ ВАШИ ДЕЯНИЯ! ВЫ ПОНИМАЕТЕ, ЧТО Я ГОВОРЮ? НЕ ПОСТУПАЙТЕ ТАК СО МНОЙ! ПОЖАЛУЙСТА! ПОСТОЙТЕ…
В жуткий миг перед тем, как Иеремия сунул ей в рот кусочек пресного хлеба размером со среднюю монету, Лилли поняла, что она вот-вот погибнет, что все кончено и что конец настиг ее в руках этого безумного фанатика, и по иронии судьбы, по долбаной иронии судьбы, его принесли ей не ходячие, а человек, которого все считали человеком Бога, и Лилли вдруг осознала, что ей плевать на иронию, ей просто хочется жить, и ее голос внезапно сорвался на каскад истошных криков, которые быстро сменились сдавленными всхлипами.
– П-ПРОШУ ВАС! О, ПРОШУ ВАС! ПРОШУ! ПРОШУ! ПРОШУ-У-У-У-У…
Они засунули хлеб ей в рот. Сильные, крепкие руки каменщика разжимали ей челюсти и сжимали их вновь, яростно проталкивая кусочек ей в горло. Она кашляла, задыхалась и пыталась выплюнуть ритуальный хлеб, но перистальтика пищеварительной системы человека, от горла и дальше по пищеводу, невольно – как церковники узнали в процессе экспериментов – принимала пищу в подобных ситуациях и переваривала ее, как бы ни сопротивлялся человек.
В тесто перед выпечкой был добавлен сильный барбитурат.
Вслед за хлебом настала очередь прозрачной жидкости без запаха. Лилли дергалась и извивалась, пытаясь избежать отравления, но Иеремия уже поднял стаканчик с тарелки.
– «Боже, по великой милости Твоей и по множеству щедрот Твоих», – громко провозгласил он, после чего наклонился и быстро влил жидкость в рот Лилли, который снова быстро открыл и закрыл каменщик, – «изгладь беззакония мои, ныне и присно и во веки веков… аминь».
Лилли кашляла, плевалась и мотала головой. Иеремия терпеливо стоял рядом, пока не уверился, что цианид точно попал в ее организм. В конце концов Лилли обмякла на стуле – то ли от изнеможения, то ли от быстрого действия яда, – ее мускулы расслабились, голова упала на грудь.
Из горла Лилли вырвался очень тихий звук, похожий на предсмертный хрип.
Иеремия наклонился и прошептал: